От нигилизма к народничеству . В 50 — 60-е годы многие молодые люди потянулись в университеты. На рубеже десятилетий среди молодежи сложился тот тип «нигилиста» , который был запечатлен Тургеневым в образе Базарова. Отвергая дворянские предрассудки и официальную идеологию, «нигилист» изучал естественные науки, становился врачом, инженером, агрономом и приносил конкретную пользу людям, без громких слов и пышных деклараций.

Иллюстрация. Евгений Базаров из произведения "Отцы и дети".

Осенью 1861 г. правительство ввело плату за обучение, запретило студенческие сходки и кассы взаимопомощи. Тогда в университетах впервые произошли волнения. Многие студенты были исключены. Рухнули их мечты стать «нигилистами» , повторить подвиг Базарова. Тогда-то Герцен и написал в «Колоколе »: «Но куда же вам деться, юноши, от которых заперли науку?.. Сказать вам куда?.. В народ! К народу! — вот ваше место, изгнанники науки... »

В последующие годы студенческие волнения происходили все чаще, и новые сотни и тысячи «изгнанников науки» искали свое место в жизни. Многие шли в народ добровольно, других высылала полиция. Впервые столкнувшись с крестьянством, они бывали потрясены его бедностью, темнотой и бесправием. Образ «нигилиста» померк и отошел на задний план, а в сознании демократической молодежи (из дворян и разночинцев) стали укореняться идеи «возвращения долга народу» , беззаветного ему служения — всеми способами: и словом, и делом, и ценой жизни. «Кающийся дворянин» был приметной фигурой конца 60-х — начала 70-х годов XIX в. Юноши и девушки становились сельскими учителями, врачами, фельдшерами. А иной раз и совсем уходили в народ. Князь В. В. Вяземский отказался от своего имения, стал деревенским кузнецом и до конца своих дней пользовался огромным уважением среди крестьян.

Народничество сложилось в мощное движение с собственной идеологией. У ее истоков стояли и .

От них народничество унаследовало самые благородные свои черты: защиту интересов простого народа, прежде всего крестьянства, истинный демократизм.

У Герцена и Чернышевского народники переняли также отрицательное отношение к буржуазному строю и веру в социалистическую утопию. Это порождало известные противоречия. Действуя в интересах народа, они стремились устранить те крепостнические пережитки, которые мешали народу жить. Но устранение этих пережитков (например, помещичьих латифундий) должно было открыть простор для развития капиталистических отношений в деревне. Значит, народники невольно действовали в пользу того, что отрицали. Но они считали, что Россия, опираясь на свои общинные традиции, сможет «перескочить» через период буржуазного строя — сразу в «разумно устроенное» социалистическое общество.

Идеология народничества

Народники не придавали особого значения борьбе за конституцию и гражданские свободы. Считалось, что социальное освобождение (освобождение от бедности и эксплуатации) сразу решит все проблемы. Если же народники участвовали в борьбе за гражданские свободы, то потому, что надеялись с их помощью расширить свою пропаганду, чтобы взять власть и ввести социализм. Это было теневой стороной иделогии народничества .

Главными идеологами народничества были П. Л. Лавров, М. А. Бакунин и П. Н. Ткачев. Они идейно обосновали три течения народничества: пропагандистское, бунтарское и заговорщическое .

Петр Лаврович Лавров (1823 — 1900) происходил из дворян. Он преподавал математику в Артиллерийской академии, имел звание полковника. Был близок к Чернышевскому. В ранних своих работах выступал как сторонник реформ, думал о «примирении прошедшего с будущим» . Но, разочаровавшись в переменчивой политике , видя царящий в стране произвол, Лавров пришел к мысли о революции. Вскоре и сам он стал жертвой полицейского произвола. В 1867 г. его выслали в Вологодскую губернию.

В ссылке Лавров написал свои знаменитые «Исторические письма» . Именно он высказал мысль о «неоплатном долге» перед народом — мысль, которая до него, как говорится, витала в воздухе. Лавров разделял веру в социализм и ряд других народнических иллюзий (самобытность исторического развития России, община как основа ее будущего строя, второстепенность политических вопросов перед социальными). Утвердившись в мысли о необходимости социальной революции, он до конца своих дней стоял на этом. Но вместе с тем он сурово критиковал революционный авантюризм. Он указывал, что нельзя «торопить» историю. Поспешность в деле подготовки революции не даст ничего, кроме крови и напрасных жертв. Революция, считал Лавров, должна готовиться теоретическими работами интеллигенции и ее неустанной пропагандой среди народа. Насилие в революции, писал он, должно быть сведено к минимуму: «Мы не хотим новой насильственной власти на смену старой » .

В 1870 г. Лавров бежал из ссылки и приехал в Париж. Он был активным деятелем Парижской коммуны, позднее познакомился с К. Марксом. За границей он издавал журнал и газету под общим названием «Вперед!». В конце XIX в. отошел от политической деятельности и остаток жизни посвятил исследованиям в области социологии.

М. А. Бакунин и С. Г. Нечаев. М. А. Бакунин после польского восстания сосредоточил свою деятельность в международном социалистическом движении. Теория разрушения, которую он давно вынашивал, оформилась у него в законченное анархистское учение. Он считал, что все современные государства построены на подавлении человека. Никакие реформы не изменят их антигуманной сущности. Поэтому их надо смести революционным путем и заменить свободными автономными обществами, организованными «снизу вверх» . Бакунин требовал передачи всей земли крестьянам, фабрик, заводов и капиталов — рабочим союзам, упразднения семьи и брака, введения общественного воспитания детей в духе материализма и атеизма.

В 1869 г. Бакунин познакомился с 22-летним студентом Сергеем Нечаевым, который утверждал, что бежал из Петропавловской крепости. Не зная, что этому человеку ни в чем нельзя верить, Бакунин сблизился с ним и даже попал под его влияние. Решительный и безнравственный, Нечаев говорил, что революционер должен подавить в себе все человеческие чувства, разорвать с законами, приличиями и моралью старого общества, что для достижения высоких целей" годятся все средства, даже те, которые считаются низкими.

В 1869 г. Нечаев поехал в Россию, чтобы воплотить в жизнь свои замыслы. В Москве он собрал воедино осколки ишутинского кружка. Свою организацию Нечаев разбил на «пятерки» и построил в порядке строгой подчиненности. Нижестоящая «пятерка» подчинялась вышестоящей, зная только одного ее члена, который доводил до нее приказания сверху и следил за их исполнением. Главная «пятерка» получала приказания от Нечаева, который выдавал себя за члена несуществующего «центрального комитета» . Одного из членов «главной пятерки» , студента Ивана Иванова, Нечаев заподозрил в отступничестве и велел убить, чтобы «сцементировать кровью» свою организацию. Следы преступления замести не удалось, и Нечаев бежал за границу. Вся эта авантюра длилась несколько месяцев, в течение которых Нечаеву удалось создать внушительную организацию.

Следствие выявило неприглядную картину нечаевских дел, и власти решили использовать открытый суд. На скамье подсудимых оказались 87 человек. Четверых членов «главной пятерки» суд приговорил к каторге, 27 человек — к тюремному заключению на разные сроки, остальные были оправданы.

Нечаевский процесс многих оттолкнул от революционного движения. Ф. М. Достоевский написал тогда роман «Бесы» . Н.К.Михайловский, молодой критик из «Отечественных записок» , упрекнул автора в том, что он отождествил нечаевщину со всем революционным движением. Упрек отчасти был справедлив. И все же нечаевщина оказалась не случайным эпизодом, а признаком опасных явлений, назревавших в революционном движении.

Бакунин порвал с Нечаевым еще до суда. За границей Нечаев оказался в изоляции. В 1872 г. Швейцария выдала его России как уголовного преступника. В 1882 г. он умер в Петропавловской крепости.

После нечаевской истории Бакунин не принимал непосредственного участия в русском революционном движении. Его целиком захватила борьба с Марксом за влияние в Интернационале. В 1872 г. Бакунина исключили из этой организации, но вместе с ним из нее вышли многие рабочие союзы южных стран Европы. Интернационал вскоре распался, а Бакунин сосредоточил свою деятельность в революционном движении на юге Европы, главным образом в Италии. Наиболее податливыми на пропаганду анархизма оказались самые неквалифицированные слои рабочих, а также люмпен-пролетариат. Бакунин объявил их авангардом рабочего движения. В России он связывал все надежды с крестьянством. Русского крестьянина он считал «прирожденным социалистом ».

Среди малообразованного народа, полагал Бакунин, самой действенной является «пропаганда фактами» , то есть устройство непрерывных бунтов, восстаний, волнений. Имея привычку подтверждать свои теории на практике, он организовал восстание на севере Италии (близ Болоньи). Авантюра закончилась крахом, и старый бунтарь едва спасся, запрятавшись в воз сена.

Последние годы жизни он провел в большой нужде. Умер в 1876 г. в Берне (Швейцария) в больнице для чернорабочих, куда его поместили по его настоянию.

Последователи Бакунина действовали во многих странах. В России они составляли значительный отряд народнического движения и порою, действительно, пытались прибегнуть к «пропаганде фактами» .

Петр Никитич Ткачев (1844—1885) , выходец из псковских дворян, был младшим современником Бакунина и Лаврова, разделял их веру в социализм, но почти по всем другим вопросам вел с ними непримиримую борьбу. Осужденный по делу Нечаева, он отбыл срок заключения и был выслан в Псковскую губернию. Оттуда бежал за границу, где издавал газету «Набат» . Ткачев утверждал, что ближайшая цель должна состоять в создании хорошо законспирированной, дисциплинированной революционной организации. Не теряя времени на пропаганду, она должна захватить власть. После этого, проповедовал Ткачев, революционная организация подавляет и уничтожает консервативные и реакционные элементы общества, упраздняет старые государственные учреждения и создает новую государственность. В отличие от бакунистов, Ткачев считал, что государство (притом сильное, централизованное) сохранится и после победы революции.

С конца 70-х годов идеи Ткачева стали одерживать верх в народническом движении. Сам же он в 1882 г. заболел душевным расстройством и через три года умер.

Одним из идейных предшественников Ткачева был Заичневский, мечтавший о «кровавой, неумолимой революции ». Но основные свои идеи Ткачев почерпнул из нечаевского опыта. Он понял, что главное в этом опыте — создание мощной и послушной воле руководителя организации, нацеленной на захват власти.

Народнические кружки в начале 70-х годов. С начала 70-х годов в Петербурге существовало несколько народнических кружков, во главе которых стояли М. А. Натансон, С. Л. Перовская и Н. В. Чайковский. В 1871 г. они объединились, и членов подпольного общества стали называть «чайковцами» , по имени одного из лидеров. Здесь не было строгой подчиненности. Работа строилась на добровольном рвении всех и каждого. Однако прием новых членов был обставлен очень строго.

Одному студенту отказали только потому, что кто-то сказал о его обидчивом самолюбии. В другой раз Перовская заметила, что один из членов общества, хороший работник, любит модно одеваться и тратит на это лишние деньги, которые могли бы пойти на революцию. Молодой человек должен был уйти из организации. Ни декабристы, ни «люди сороковых годов» не были такими аскетами.

Отделения тайного общества «чайковцев» возникли в Москве, Казани и других городах. Всего в этой федерации кружков состояло около 100 человек.

В 1872 г. в петербургский кружок «чайковцев» вступил князь Петр Алексеевич Кропоткин (1842—1921) , ученый-географ, впоследствии — теоретик анархизма. С его приходом в кружке стали распространяться идеи бакунизма, прежде кружок стоял на позициях лавризма. Главным делом «чайковцев» была пропаганда среди рабочих. Делались попытки наладить работу и в деревне. В начале 1874 г. полиция арестовала многих «чайковцев» , в том числе Кропоткин.

Не остановили аресты и намеченного «чайковцами» на 1874 г. «хождения в народ». Впрочем, это было даже и не организованное мероприятие, а стихийное движение радикальной молодежи. В кружках «чайковцев» никогда не было столько членов, сколько людей двинулось «в народ» весной 1874 г. — из Петербурга, Москвы, Саратова, Самары.

В деревню пошли и лавристы, и бакунисты. Первые — с долговременной целью перевоспитать народ в революционном духе, вторые — в надежде поднять его на восстание. Революционеры переодевались в крестьянскую одежду, запасались подложными паспортами, нанимались плотниками, грузчиками, коробейниками. Особого размаха хождение в народ достигло в Поволжье. Основной костяк странствующих пропагандистов составляли бывшие студенты, но много было и отставных офицеров, чиновников, встречались помещики (П. И. Войнаральский, отдавший на дело революции все свое состояние) и даже девушки из аристократических семей.

А.К.Савицкий "Хождение в народ"

Крестьяне охотно откликались на разговоры о малоземельи, о тяжести выкупных платежей. Но проповедь социализма успеха не имела. Слова заезжего «барина» о том, как будет хорошо, когда все имущество будет общим, встречались с ироническими усмешками. Торопливость, с какой велась тогда пропаганда, не позволила народникам сделать трезвые выводы насчет того, отвечает ли социалистическое учение народным взглядам.

Поднять восстание нигде не удалось. Полиция всполошилась и начала вылавливать всех подозрительных. К дознанию было привлечено 770 человек. Уцелевшие пропагандисты бежали в города. Один из народников, Д. М. Рогачев, скрылся от преследователей, нанявшись в артель бурлаков. Недюжинная физическая сила позволила ему справиться с такой работой. Впоследствии он погиб на каторге.

Хождение в народ подорвало идеи бакунизма и способствовало распространению ткачевских идей. Среди народников зрело убеждение, что для подготовки революции надо создать крепкую организацию.

Революционное народничество

«Земля и воля» 70-х годов. В 1876 г. возникла новая организация со старым названием — «Земля и воля» . В ее состав вошел ряд уцелевших от арестов участников хождения в народ — М. А. Натансон, Г. В. Плеханов и др. Позднее в нее вступили Н. А. Морозов и С. Л. Перовская. Всего в организации насчитывалось свыше 150 человек. «Земля и воля» была построена на началах централизма, хотя еще слабого. Ядром ее был «основной кружок» . Общество делилось на несколько групп. «Деревенщики» , самая большая группа, направлялись на работу среди крестьян. Другие группы должны были вести пропаганду среди рабочих и студентов. «Дезорганизаторская группа» имела целью вносить расстройство в ряды врагов, разоблачать шпионов.

Главная цель общества состояла в подготовке народной социалистической революции. Члены «Земли и воли» должны были вести разъяснительную работу среди крестьянства — как в словесной форме, так и в виде «пропаганды фактами» . Террористическая деятельность допускалась только в отдельных случаях как ответная реакция.

В программе общества говорилось о переходе всей земли в руки крестьян и о свободе мирского самоуправления. Землевольцы извлекли урок из недавнего «хождения», выдвинув близкие и понятные крестьянам требования.

6 декабря 1876 г. «Земля и воля » организовала демонстрацию перед Казанским собором в Петербурге. Предполагалось, что это будет смотр революционных сил столицы — с речами и красным знаменем. Надеялись собрать несколько тысяч человек, пройти по городу. Но собралось всего 300— 400 человек. Полиция натравила на них дворников, приказчиков, грузчиков, и началось избиение. Около 20 человек было арестовано, другие разбежались. Вскоре пятерых отправили на каторгу, 10 человек сослали. Столь суровая расправа над участниками мирной демонстрации вызвала недоумение и ропот в обществе.

После неудачной демонстрации народники решили вновь сосредоточиться на работе в деревне. Отказавшись от «летучей пропаганды» , землевольцы поселялись группами в Поволжье, на Дону и Кубани. Им казалось, что именно там, где живы традиции казачьей вольницы, предания о Разине и Пугачеве, легче всего поднять народ на восстание.

Больших успехов «оседлая» деятельность тоже не принесла. Землевольцам не удалось создать «революционную рать» , о которой они мечтали. Они падали духом, не понимая, сколь наивны их попытки поднять немедленно народ на восстание. Народнические поселения выслеживались полицией. В неравной борьбе гибли лучшие силы. К осени 1877 г. в деревне почти не осталось народнических поселений. В «Земле и воле» назревал серьезный кризис.

ЛАВРОВ, ПЕТР ЛАВРОВИЧ (1823– 1900) – русский философ, социолог, публицист, теоретик революционного народничества. Псевдонимы – Арнольди, Доленги, Кедров, Миртов, Стоик, Столетов, всего около 60.

Родился 2 июня 1823 в с.Мелихово Великолуцкого у. Псковской губ в семье потомственных дворян. Получив домашнее образование, поступил в Петербургское артиллерийское училище, где считался лучшим учеником М.Остроградского, академика военных наук. После окончания училища в 1842 был оставлен при нем репетитором, затем преподавателем математики. В 1844–1846 преподавал математические предметы в военных учреждениях Петербурга.

Революции 1848–1849 в европейских странах стали стимулом для духовного созревания Лаврова. Под их влиянием он написал ряд антиправительственных стихотворений (Пророчество , К русскому народу ), которые выслал в Лондон А.И.Герцену , немедленно их опубликовавшему. Энциклопедически образованный, с 1852 он начал публиковать статьи по вопросам военной техники, физико-математических наук, естествознания, педагогики, философии. Жил литературным трудом и преподаванием истории и иностранных языков как домашний учитель, лишившись наследства из-за ссоры с отцом (тот был недоволен его женитьбой на вдове с двумя детьми).

С 1857 сотрудничал в петербургских изданиях «Отечественные записки», «Библиотеке для чтения», «Русское слово». Его статьи по остро-полемичным вопросам современности – печатались в «Колоколе» Герцена, в них Лавров писал о необходимости уничтожения крепостного права и улучшении положения крестьян.

В 1858 был произведен в полковники, получил ученую степень профессора, стал помощником редактора «Артиллерийского журнала». В рамках разработки собственной «практической философии», основу которой составлял, по его словам, «антропологизм» как универсальное философское осмысление мира, основанное на критике религиозного идеализма и ориентированное на человека как части вселенной, вышли в свет его статьи: Гегелизм (1858), Очерки вопросов практической философии: личность (1860), Три беседы о современном значении философии (1861).

В 1861 принял участие в редактировании Энциклопедического словаря, составленного русскими учеными и литераторами ; вскоре стал его главным редактором. К этому времени относится и сближение Лаврова с Н.Г.Чернышевским, Н.К.Михайловским и другими революционными демократами, в том числе – создателями первой организации «Земля и воля».

Разойдясь с идеологами «Современника» по философским вопросам, Лавров принимал участие в организованных и проводимых ими акциях: выступал на студенческой сходке 1861, подписывал публичные протесты против ареста народника М.Л.Михайлова, против проекта университетского устава, лишавшего университеты права на автономию. В тот же год стал одним из организаторов и старшин литературного «Шахматного клуба», ставшего центром собраний либеральной интеллигенции.

В 1862 сблизился с Чернышевским, Н.В.Шелгуновым, но их попытки призывать крестьян к революции («К топору!») не одобрял, считая возможным мирное осуществление «гармонии интересов личности из господствующего класса и интересов большинства подчиненного класса», ставил вопрос об осуществлении на практике «законов нравственности».

В 1864–1866 – был негласным редактором «Заграничного вестника». В апреле 1866 после покушения Д.В.Каракозова на Александра II был арестован, в 1867 сослан в Тотьму, а потом в г.Кадников Вологодской губ.

В 1868–1869 в журнале «Неделя» опубликовал одно из самых известных своих произведений – Исторические письма , в котором сформулировал «субъективный метод в социологии», ставший, по отзывам современников, «евангелием социально-революционной молодежи». Прославлял «человеческую мысль как единственную активную силу, превращающую культуру в цивилизацию».

В феврале 1870 друзья (среди которых был Г.А.Лопатин) помогли ему бежать из ссылки. Эмигрировал с семьей в Париж, там был принят в члены Антропологического общества. Осенью вступил в Международное Товарищество рабочих (I Интернационал), в 1871 стал участником Парижской коммуны.

В 1871 по поручению коммунаров выехал в Лондон, где сблизился с К.Марксом и Ф.Энгельсом. Признавая пролетариат важной социальной силой, Лавров оставался при мнении, что в развитии России главную роль играет крестьянство. В 1873–1875 он выпускал непериодическое издание «Вперёд», в 1875–1877 – газету с тем же названием (издавались в Цюрихе и Лондоне). Статьи Лаврова о «реальном миросозерцании против миросозерцания богословского», о «борьбе труда против праздного пользования благами жизни», о «равноправности против монополии» свидетельствовали о том, что он стал сложившимся социальным эгалитаристом, сторонником социального равенства.

Считал главной своей задачей пропаганду идей революции среди крестьян, поэтому близкое ему направление в народничестве именуют, вслед за В.И.Лениным, «пропагандистским». Он разделял народнические воззрения на крестьянскую общину как основу будущего общественного строя, настаивал на приоритете социальных проблем перед политическими, развивал идею самобытности и неповторимости исторического пути России. Выступая против анархизма, бунтарства, революционного авантюризма М.А.Бакунина и заговорщицкой тактики П.Н.Ткачева, Лавров полагал, что «революционное насилие возможно до определенного минимума». При этом, по его мнению, «перестройка русского общества должна быть осуществлена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа».

В 1878 установил связь с польским и русским революционным подпольем, был инициатором групповых собраний русской революционной эмиграции, пропагандирующих «практические действия русских социалистов в России». Связанный с 1879 и с «Черным переделом», и с «Народной волей», он принял на себя представительство последней за границей. Полагая, что социальная революция выйдет в России не из города, а из села, призывал интеллигентов готовить пропагандистов из народа, но сам склонялся также к признанию террора как метода борьбы с самодержавием.

В 1882 вместе с В.И.Засулич выступил организатором «Красного Креста Народной воли», видя в ней «единственную в России революционную партию». Был выслан властями из Парижа, но под другой фамилией вновь вернулся в этот город. Живя там, постоянно публиковался в заграничных и русских журналах – «Отечественных записках», «Деле», «Знании», используя разные псевдонимы.

В 1883–1886 был редактором «Вестника „Народной воли"» (вместе с Л.А.Тихомировым).

Поддерживал личные отношения и переписку со множеством русских и зарубежных социалистов из Франции, Польши, Германии, Сербии, Хорватии, Чехии, Болгарии, Англии, скандинавских стран, США. Вместе с Г.В.Плехановым участвовал в организации народнической «Русской социально-революционной библиотеки».

С 1889 – делегат от России на Международном социалистическом конгрессе в Париже, участник создания «Социалистической библиотеки» Цюрихского литературного социалистического фонда. В том же году присутствовал на Парижском конгрессе II Интернационала, где сделал доклад о развитии социалистических идей в России. В нем он одним из первых указал на начало массовой пролетарской борьбы в стране.

В 1892–1896 принимал участие в издании Материалов для истории русского социально-революционного движения . Изучая историю социалистических учений, разрабатывал собственную теорию рабочего социализма, основанную на принципах общей собственности, всеобщего труда и автономной светской общины. Отмечал роль марксизма в научном социализме, но скептически относился к деятельности социал-демократов в России и к плехановской группе «Освобождение труда».

Определив свое мировоззрение как «антропологизм», Лавров считал себя наследником мировой социально-теоретической мысли, начиная с Протагора и древних скептиков и кончая О.Контом, Л.Фейербахом, Г.Спенсером, неокантианцами. Позднее на него оказали влияние некоторые идеи Маркса.

В его сочинениях философского характера (Механическая теория мира , 1859; Практическая философия Гегеля , 1859; Очерки вопросов практической философии , 1861) царит дух «позитивной философии»: обосновывается решающее значение научного знания, решительно критикуются различные формы метафизики. Критиковал Лавров и «вульгарный материализм» немецких естествоиспытателей (К.Бюхнера, Л.Фохта и др.), видя в нем, однако, не столько вульгаризацию материалистической философии, сколько одну из ее наиболее последовательных исторических форм. Материализм, с его учением о единой, независимой от сознания субстанции, был для него лишь одним из вариантов метафизической веры. Предметом философии, по убеждению Лаврова, является «цельный человек», и поэтому она может быть только «философским антропологизмом». Только через человека, осмысление его исторического и индивидуального опыта можно прийти к подлинно научному, философскому пониманию внешней действительности.

Видя своим предметом цельного человека, философия и сама должна обладать единством, которое может иметь исключительное значение не только в сфере знания, но также в области жизни и творчества. «Философия в знании есть построение всех сведений в стройную систему, понимание всего сущего как единого, единство в понимании. Философия в творчестве есть внесение понимания мира и жизни в творческую деятельность, воплощение понятого единства всего сущего в образ, в стройную форму, единство мысли и действия». В учении Лаврова о цельном человеке и цельной философии присутствует этическая направленность, характерная в целом для русской мысли. Основывая, во избежание «метафизических иллюзий», гносеологию на принципе скептицизма («процесс сознания сам по себе не дает возможности решить, есть ли он сам результат реального бытия, или реальное бытие есть его продукт»), Лавров делал принципиальное исключение только для одной области – этики. «Отсутствие скептического принципа в построении практической философии, – утверждал он, – придает ей особую прочность и независимость от метафизических теорий».

Человек, действующий в истории, сознает себя свободной личностью, и именно это «сознание свободы» становится, согласно Лаврову, источником нравственных отношений в обществе. «Я исхожу из факта сознания свободы, факта сознания идеалов, и на основании этих фактов я строю связную систему нравственных процессов». Хотя «сознание свободы» не доказывает реальности свободы воли, оно (это сознание) и формирующиеся на его основе моральные идеалы совершенно необходимы для исторического прогресса. Стремясь к осуществлению идеалов, человек создает себя как личность. В конечном счете все зависит от него самого, поскольку никаких врожденных нравственных качеств не существует. «Прирождено человеку лишь стремление к наслаждению, и в числе наслаждений развитой человек вырабатывает в себе наслаждение нравственной жизнью...»

В социологической концепции Лаврова подлинными историческими деятелями оказываются «развитые, критически мыслящие личности» – прогрессивные и революционно настроенные представители образованного слоя общества. Эти личности определяют критерии прогресса, цели и идеалы общественного развития. Такой подход приводит к признанию решающей роли субъективного начала в истории. Для Лаврова в социологии действует именно субъективный метод: общественные изменения своеобразны, неповторимы, они результат усилий личности, и объективные научные методы здесь неприложимы. Мечтая о социалистических преобразованиях в России, Лавров, как и другие вожди народничества, возлагал надежды на крестьянскую общину, на «проникновение принципов коллективного труда и коллективной собственности в рабочие массы», верил в постепенное приобщение народа к активной общественной и политической жизни, в «народную инициативу».

Лавров не был эпигоном европейского позитивизма и материализма. Его философские и социологические взгляды были достаточно самостоятельны и оригинальны. В центре его миропонимания всегда стояла некая «критически мыслящая личность», способная овладевать новыми взглядами и обладающая жестким нравственным стрежнем. Передовую интеллигенцию – «небольшую группу личностей» – он считал двигателем общественного прогресса, но довольно расплывчато представлял ее стремящейся «к воплощению в общественных формах истины и справедливости». Полагая, что только единение интеллигенции с народом может создать «нравственный социализм», он писал: «мы не хотим насильственной власти на смену старой... Будущий строй русского общества... должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые». Социализм, по его мнению, был «неизбежный результат современного процесса экономической жизни», и более, чем иные концепции общественного блага, соответствовал нравственному идеалу человечества. Но осуществить переход к нему должна была помочь «сельская община и артельные союзы». Парижскую Коммуну он называл образцом социалистического государства.

Противоречивые взгляды Лаврова стали своеобразным промежуточным звеном от материализма Чернышевского к субъективизму Михайловского. «Лавризм» был раскритикован Плехановым и Лениным. Но ряды последователей Лаврова в России оставались весьма сплоченными; на его позиции нередко переходили и социал-демократы, отошедшие от практической деятельности и занявшиеся так называемым «культурничеством» (пропагандой).

В последние годы он жизни написал ряд обобщающих трудов: Опыт истории мысли Нового времени (начатый в 1898 и оставшийся незаконченным); Народники-пропагандисты 1873–1878 (был опубликован уже после его смерти в 1907). Остались незавершенными Задачи понимания истории и История мысли с размышлениями о революции и нравственности .

Лавров умер в Париже 25 января (6 февраля) 1900, его похороны на кладбище Монпарнас сопровождала восьмитысячная процессия. У могилы выступали социалисты многих стран.

Собрание сочинений Лаврова вышло в 14-ти выпусках в 1917–1920.

В 1923 его именем была названа улица в Петербурге.

Ирина Пушкарева , Лев Пушкарев .

Важным для понимания феномена народничества является исследование его корней, его источников. В этом смысле интересна точка зрения Джеймса Биллингтона, который в своей работе посвященной Н.К. Михайловскому совершенно справедливо указывает на тот факт, что народничество невозможно полностью понять исходя только из сказанного или сделанного самими народниками, если не обратить внимание на взгляды и убеждения, стоящие за словами или действиями, на источник этих взглядов и убеждений (Billington, J. Mikhailovsky and Russian Populism. Oxford, 1958). Биллингтон считает, что эти взгляды выражали собой определенную форму протеста в русском обществе, которое, в отличии от Западной Европы, не прошло в свое время через стадии возрождения и реформации (указ.соч. с.120). Этот протест, по мнению Биллингтона, носил христианский, хотя и отличный от протестантского, характер. О религиозных корнях русского народничества речь идет и в ряде современных работ на эту тему, опубликованных в самой России, как, например, в докторской диссертации Е.С. Ебалкяна. Как бы то ни было очевидно, что взгляды и убеждения основных фигур народничества сформировались под воздействием той среды, в которой они находились.

Одним из первых идеологов народничества принято считать Александра Герцена, о "русском социализме" которого я уже писал . Очевидно, что своеобразная смесь западничества и славянофильства, берущая свое начало в работах Герцена, вскоре получила свое продолжение в идеях народничества. Ключевым здесь стал 1869 год, когда почти одновременно появились три работы, оказавших принципиальное влияние на зарождение народничества: "Исторические письма" Петра Лаврова, "Что такое прогресс? " Николая Михайловского и "Положение рабочего класса в России " Берви-Флеровского . На двух первых мы и остановимся подробно.

Пётр Ла́врович Лавро́в (псевдоним Миртов; 1823 - 1900) - русский социолог, философ, публицист и революционер. Один из идеологов народничества.

В "Исторических письмах" П.Л. Лавров решительно поднял вопрос отношения естествознания, научных законов и истории. По его мнению все они тесно связаны:

"историк, относящийся с пренебрежением к натуралисту, не понимает истории; он хочет строить дом без фундамента, говорить о пользе образования, отрицая необходимость грамотности. Естествоиспытатель, относящийся с пренебрежением к историку, доказывает лишь узкость и неразвитость своей мысли; он не хочет или не умеет видеть, что поставление целей и стремление к ним есть столь же неизбежный, столь же естественный факт в природе человека, как дыхание, кровообращение или обмен веществ."

(Лавров П.Л. Философия и социология: избранные произведения в двух томах . Москва, 1965. с.23)

Но каковы эти цели, и как их можно поставить? Только субъективно! отвечает Петр Лавров (а одновременно с ним и Николай Михайловский). В этом - сущность знаменитого "субъективного метода" , составляющего основу философии народничества. Отрицая объективистскую тенденцию объяснять всю историю человечества с точки зрения объективности и логической необходимости - неизбежное следствие материалистического подхода к идее человеческого прогресса, непосредственным образом связанное с работами Гегеля и его постулата "все существующее разумно" - идеологи народников придерживались позиций т.н. "субъективной социологии" , социологии основанной на вере в человеческую индивидуальность и свободу выбора. По их мнению человек делает историю, а не какие-то "неизбежные законы".

Лавров выделяет три этапа в развитии прогресс в мысли человечества, протекающих по закону, "угаданному Гегелем и оправдывающийся, по-видимому, в очень многих сферах человеческого сознания" (указ. соч. с.22):

1) Субъективный период, в который человек представлял себя центром всего существующего;

2) Объективный период, в который человек перешел к изучению неизменных законов внешнего мира в его объективности для достижения такого состояния человечества, которое субъективно сознавалось бы как лучшее и справедливейшее.

3) Видимое сближение с первой ступенью, но действительное разрешение противоречия меж первой и второй: человек снова становится центром всего мира, но не для мира, как он существует сам по себе, а для мира, понятого человеком, покоренного его мыслью и направленного к его целям (там же).

Человек, по мнению Лаврова, не только может, но и должен ставить перед собой цели, и как результат только его субъективный выбор определяет направление истории. Субъективизм, таким образом, становится осознанным протестом человека перед нечеловеческими законами гегелевского "Weltgeist ". Прогресс же может осознанно направляться согласно этическим и моральным соображениям, установленным самими людьми, или, точнее, теми, кого Лавров называет "критически мыслящими личностями". При этом сам по себе прогресс человечества никоем образом не гарантирован, не "объективен", и не работает автоматически. Главная проблема таким образом - проблема выбора критериев, по которым можно определить, что же действительно важно и значимо в деле прогресса?
Такой критерий, считал Лавров, всегда субъективен, но этого не надо бояться:

"Я знаю, что мое понимание слова прогресс многим и многим не понравится. Все желающие придать истории то объективное беспристрастие, которые присуще процессам природы, возмутятся тем, что для меня прогресс зависит от личного взгляда исследователя. Все верующие в безусловную непогрешимость своего нравственного миросозерцания хотел бы себя уверить, что не только для них , но и само в себе важнее лишь то в историческом процессе, что имеет ближайшее отношение к основам этого миросозерцания. Но, право, пора бы людям мыслящим усвоить себе очень простую вещь: что различие важного и неважного, благодейтельного и вредного, хорошего и дурного суть различия, существующие лишь для человека , а вовсе чуждые природе и вещам самим в себе... Для человека важны общие законы, а не индивидуальные факты, потому что он понимает предметы, лишь обобщая их; но наука с ее общими законами явлений присуща лишь человеку, а вне человека существуют только одновременные и последовательные сцепления фактов, столь мелких и дробных, что человек едва ли может их уловить во всей их мелкости и дробности.... Наука не представляет никаких данных, по которым беспристрастный исследователь имел бы право перенести свой нравственный суд о значительности общего закона, гениальной или героической личности из области человеческого понимания и желания в область бессознательной и бесстрастной природы."

(Лавров, указ. соч. сс.45-46)

Свой собственный идеал, к которому должно стремиться человечество, чтобы его движение могло считаться прогрессом, Лавров описал следующим образом:

"Развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении; воплощение в общественных формах истины и справедливости" (указ. соч. с.54)

В этой формуле Лавров не видит ничего неясного, и считает данные понятия вполне определенными и "не допускающими различных толкований для всякого, кто добросовестно к ним относится." (там же). Добиться прогресса, или "развития в человечестве сознания и воплощения" вышеописанного идеала, по мнению Лаврова, можно лишь "путем работы критической мысли личностей над современной культурой" (Лавров, П. Формула прогресса Н.К. Михайловского . 2-е издание, С. Петербург, 1906. с.42). При этом само рождение "критически мыслящих личностей" знаменует собой трансформацию "культуры " (стационарной социальной структуры, основанной на религии, традиции и народных особенностях) в то, что Лавров именует "цивилизацией ".

Интересно, что для Лаврова, как и для Михайловского, если культура - результат органического , спонтанного и бессознательного развития человечества, то цивилизация определяется как результат разумной деятельности "мыслящих личностей" , в результате которой образуется динамичное общество, где религия заменяется наукой, а правила основанные на традиции - законами. Закономерно возникает, таким образом, вопрос - как же в это мировоззрение вообще может вписываться идеализация крестьянской коммуны, построенной целиком на традициях русской культуры ? Мы видим решительный отход от идеалов славянофилов и полную противоположность их идеалам. Безусловно, из всех народников идеи Лаврова ближе всего к западнической позиции.

Мощная критика идей Петра Лаврова последовала с самых разных сторон, в том числе и из лагеря "радикальных" народников, со стороны Петра Ткачева.

Пётр Ники́тич Ткачёв (1844 - 1886) - русский литературный критик и публицист, идеолог якобинского направления в народничестве.

По мнению Ткачева, изложенному в его работе "Что такое партия прогресса" (1870), заменив "объективный" критерий "субъективным" Лавров подменил "реальное" понятие "формальным" (Ткачев П.Н. Кладези мудрости российских философов . Москва, 1990. с. 42). Если принять подобный подход в качестве допустимого, утверждает Ткачев, то любую самую реакционную идеологию можно назвать "прогрессивной"! Если следовать этой логике, то

"истинность каждого нравственного миросозерцания всегда относительна, а следовательно, сомнительна, .., значит, и вообще не может быть никакого безусловного критерия для истины,.. ничто не может мыслиться как истина . То, что вы считаете за истину, только истина для вас, а не сама по себе; у другого может быть другая истина (о том же предмете), у третьего - третья и т.д."

(указ. соч. с.44)

Ткачев с таким подходом категорически не согласен. По его мнению,
есть, все же, объективный критерий истины - "очевидность . И если, считает Ткачев,

"нравственное миросозерцания человека может быть сведено к таким для каждого субъекта обязательным очевидностям , то не говорите, что оно истинно только для него , для этого человека; нет, оно истинно само по себе потому, что оно должно быть истинно для всех"

(указ. соч. с.45)

Таким образом, по мнению Ткачева, абсолютный единый критерий истинности всякого миросозерцания безусловно существует, его только нужно найти, и тогда мы найдем обязательный критерий прогресса. Ткачев считает, что для общества, критерием социального прогресса является его приближение к (или удаление от) определенной цели. Далее он определяет эту цель следующим образом:

"Все мыслители... согласны в том, что люди соединяются в общество для того, чтобы лучше и полнее осуществить свое человеческие, индивидуальные цели и что поэтому коллективный союз людей не может иметь другой задачи, кроме более полного и совершенного осуществления жизненных целей своих членов. Все согласны также в том, что совокупность всех этих жизненных целей человека может быть сведена или, лучше сказать, заключена в одной цели - в стремлении человека к счастливой жизни, к счастью ."

(указ. соч. с.74)

И вот тут-то в рассуждениях Ткачева начинается самое интересное. Ткачев согласен, что мыслители очень по-разному понимают счастье. Личный критерий счастья у каждого свой. Однако Ткачев обращается в поисках критерия к биологии, где он определяет цель как удовлетворение определенных потребностей , понимая это "в более широком значении" (там же, с.77). Удовлетворение основных потребностей же, с его точки зрения, и является "первым и самым необходимым условием для осуществления объективной цели всего человечества" - счастья. И эта цель должна быть достигнута "в равной мере для всех" (с.80). Соответственно для счастья человечества необходимо, чтобы основные потребности всех его членов были равны и не выходили за рамки среднего уровня, определенного уровнем развития самого общества. Вывод Ткачева на первый взгляд, кажется совершенно невероятен :

"Таким образом, общество только тогда вполне может достигнуть своей задачи, когда оно: во-первых, объединит жизненные цели всех своих членов, т.е. поставит их в совершенно одинаковые условия воспитания и дальнейшей деятельности, сведет к одному знаменателю, к одной общей степени все хаотическое разнообразие индивидуальностей, выработавшееся путем регрессивного исторического движения; во-вторых, приведет в гармонию средства с потребностями, т.е. будет развивать в своих членах только те потребности, которые могут быть удовлетворены данной производительностью труда или которые могут непосредственно увеличить эту производительность или уменьшить трату на поддержание и развитие индивидуальности; в-третьих, когда всем потребностям каждого будет в равной мере гарантирована возможная степень (мы говорим: возможная степень, потому что установление абсолютной гармонии средств с потребностями - идеал, едва ли достижимый) удовлетворения."

(Ткачев, указ. соч. с.82)

Вот такой план "осчастливливания" человечества - максимальная уравниловка, никаких "выдающихся деятелей", никаких талантов и гениев - все на одном уровне, и тогда - все "счастливы". Невероятным план Ткачева, однако, кажется только на первый взгляд - Ткачев, в отличии от Герцена, Лаврова, Михайловского и других народников понял одну простую вещь - невозможно служить двум богам! Меж личностью и обществом нужно выбирать, и если выбирать интересы ОБЩЕСТВА, то можно и нужно забыть про личность, нивелировать эту личность до уровня общества. Иначе непонятно - как совместить коммуну и индивидуальность?

Над этой же задачей думал и упомянутый нами уже в прошлый раз Н.К. Михайловский. Однако, в отличии от Ткачева, Михайловский не нашел в себе смелость пойти до конца. В его работах присутствуют постоянные попытки примерить личность с обществом, найти меж ними компромисс. Не то, чтобы это было невозможно в принципе, но для народников проблема усугублялась тем, что они основывали свои идеалы на реалиях российской жизни, а в российской жизни для народников главным, как мы уже заметили, было избежать социализма и сохранить крестьянскую коммуну.

В своей работе "Что такое прогресс " Н.К. Михайловский пошел путем критического разбора работ все того же, что упомянут уже Лавровым и Ткачевым, очень модного тогда как в Европе, так и в России, а сегодня мало кем помнимого, Г. Спенсера.

Ге́рберт Спе́нсер (англ. Herbert Spencer; 1820 - 1903) - английский философ и социолог, один из родоначальников эволюционизма, идеи которого пользовались большой популярностью в конце XIX века, основатель органической школы в социологии; идеолог либерализма.

В своих работах Спенсер пытался рассматривать современное общество с точки зрения природно-биологической, и находил, что меж ними много общего. С этой же точки зрения Спенсер в своей работе "Прогресс, его закон и причина" обратился и к вопросу о прогрессе. Спенсер, - позитивист, хотя и не принадлежавший к школе Конта - жалуется, что слово "прогресс" крайне неопределенно, и что с ним постоянно связано телеологическое понятие - "все явления рассматриваются с точки зрения человеческого счастья" (цит. из Сочинения Н.К. Михайловского . 2-е издание, С.Петербург, 1888. Т.4 с.22)

Спенсер обращается к частной форме того, что он называет "прогресс" - органическому развитию, и использует при его анализе т.н. "закон Бэра", согласно которому органический прогресс это переход от простого к сложному, от однородного к разнородному, путем последовательных расчленений или дифференцирований. С точки зрения Спенсера, такое же дифференцирование происходит и в обществе, в результате чего оно усложняется, становится разнородным, а отдельные личности и ветви отделяются и специализируются, что, в том числе, выражается в нынешней форме правления общества конституционного типа, при котором происходит разделение властей. Спенсер подчеркивает органичность такого развития, и именно органичность является с его точки зрения "прогрессом".

Михайловский, в свою очередь, используя работы Спенсера в качестве отправной точки (хотя и посмеиваясь над ними), взглянул на общество и пришел к выводам, прямо противоположным спенсеровским. По мнению Михайловского, Спенсер проигнорировал тот факт, что "прогресс" всего человечества и прогресс одной личности - суть очень разные процессы, далеко не всегда совпадающие. То, что хорошо для общества может быть совсем не хорошо для индивида. Общество усложняется, и подминает под себя личность, упрощая ее, примитивизируя и превращая в свой безликий винтик. Здесь на удивление много общего с работами молодого Маркса, который еще в 1840-е годы писал об "отчуждении", хотя ранние его работы не могли быть известны Михайловскому, поскольку были найдены и опубликованы только в 20-м веке. Впрочем, у них общие источники: так, сам Михайловский признает, что прочел об антиномичности разделения труда в "Системе экономических противоречий" Прудона, в письмах "об эстетическом развитии человека " Шиллера и в работах "La Democratie etc ." у Токвиля (Михайловский, указ. соч. с.45).

На первый взгляд позиция Михайловского (как и Маркса) может показаться несколько парадоксальной - если общество подминает под себя человека, то каким же образом можно выступать за социализацию и заниматься пропагандой крестьянской коммуны?? Но у Михайловского на это есть ответ: по его мнению, в обществе существуют два различных вида кооперации - "простая" и "сложная". Здесь, как и вообще в своих взглядах, у Михайловского отчетливо проявляется то, что Валицкий именует "социологическим романтизмом" (Walicki,A. The Controversy over Capitalism. Oxford, 1969. p. 56).

Итак, Михайловский, как и Лавров, замечает у человечества три этапа развития:

1) Объективно-антропоцентрический период , когда человек считает себя объективным, безусловным, действительным, извне поставленным центром природы; (указ. соч. сс. 99)

2) эксцентрический период , в который реальность рассыпалась на автономные составные части, каждая из которых заявляет о своей способности существовать "сама по себе"

3) Субъективно-антропоцентрический период , когда человек поймет, что не является центром в действительности, но субъективно получает право таковым себя считать. Это период господства "простого сотрудничества", когда человек будет только для человека, и все для человечества.
(указ. соч. с.135)

Однако та кооперация, которую Михайловский именует "простым сотрудничеством", и которая станет венцом субъективно-антропоцентрического периода, коренным образом отличается от кооперации в виде сотрудничества "сложного", но при этом формируется еще в начальный период . Вот как Михайловский описывает такую кооперацию:

"В случае простого сотрудничества люди входят в группу всей своей разнородностью, вследствие чего вся группа совершенно однородна. В случае же сотрудничества сложного происходит обратное явление: члены группы утрачивают каждый один ту, другой другую часть своей индивидуальной разнородности, они делаются однороднее, а вся группа получает более или менее резко обозначенный характер разнородности. В первом случае мы имеем однородное общество с разнородными, равными, свободными и независимыми членами, расположенными в некотором иерархическом порядке. В первобытном мире общество по типу простого сотрудничества имеет характер чисто-временный и случайный: по окончании дела, для которого люди соединились, общество распадается."

(Михайловский, указ. соч. с.103)

В качестве примера "простого сотрудничества" Михайловский приводит группу охотников - каждый из них независим, каждый самодостаточен и, тем не менее, группа успешно сотрудничает. Такое сотрудничество Михайловский называет "механическим" и считает положительным .

Как контраст выступает "органическое", или сложное сотрудничество:

"В то же время, в той же местности является кооперация с характером сложного сотрудничества, т.е. разделение труда. Ее элементарная форма есть семья (выделение мое - ja_va). Половое стремление должно было в самые отдаленнейшие времена существования человеческого рода выделять для первобытного человека женщину от остальной природы... В этой первобытной семье, представляющей зародыш или один из зародышей будущего рода, общины, плени, государства, отношения между совместно-живущими членами устанавливаются совершенно не так, как в обществе свободных охотников. Там мы имеем равных людей, с одинаковыми усилиями преследующих одну и ту же цель, а здесь представителями кооперации являются сильный мужчина, по крайней мере периодически более слабая женщина или несколько женщин и совершенно слабые дети...
При простом сотрудничестве пятерых охотников, каждый из них, зная цель, для которой они образовали союз, не может не видеть, что цель эта общая для всех них, что интересы их совершенно солидарны. В первобытной же семье, при предоставлении мужчины внешней деятельности, а женщин - внутренней, домашней, сознание общей цели становится гораздо более смутным; при этом их физиологическое неравенство все более и более укрепляется."

(указ. соч. сс. 105-106)

Таким образом, для Михайловского семья - это ранний пример сложного сотрудничества, из которого выросла нынешняя система разделения труда и капиталистической эксплуатации. Удивляться такому выводу не следует - к точно таким же результатам пришли в своих рассуждениях Маркс и Энгельс, для которых семья являлась основой буржуазного общества и подлежала разрушению и полному уничтожению.

Именно сложное сотрудничество и процветает в нынешний, эксцентрический этап развития общества, началом которого Михайловский объявляет

"те моменты в развитии различных сфер общественной жизни, когда кооперация по типу раздельного труда выставляет некоторые специальные цели, доступные только для известной социальной группы, специальные цели, бывшие до этого момента только средствами" (указ. соч. сс.115-116)

И здесь мы видим принципиальную разницу с Лавровым:
Если у Лаврова общество двигается вперед "критически мыслящими личностями", то по мнению Михайловского никаких, "особых", "отдельных" "личностей" для движения общества не нужно, и прогресс должен совершаться внутри каждой личности отдельно. Собственно сам по себе прогресс, по мнению Михайловского, это движение по направлению к осуществлению идеала цельной личности. Таким образом то, что уменьшает разнородность общества и увеличивает разнородность его членов - прогрессивно, а то, что этому препятствует - регрессивно.

Но как же, опять, крестьянская коммуна? Ведь сам Михайловский признает, что она далека от идеала "простого сотрудничества" и несет в себе все те ужасы "органического" развития, построенные на русской традиции и культуре? Здесь Михайловский использует небольшую уловку - он вводит такие понятия, как "тип" и "уровень" развития:
Крестьянская коммуна представляет собой более высокий тип общественного устройства (простое сотрудничество), но при этом находится на более низком уровне этого типа. Задача будущего, таким образом, не ликвидировать этот тип, а развить его до своего высшего уровня.

Ленин в своих работах очень точно подметил основную проблему Михайловского:

"Если г. Михайловский начинает свою «социологию» с «личности», протестующей против русского капитализма, как случайного и временного уклонения России с правильного пути, то он уже тут побивает сам себя, не понимая, что только капитализм и создал условия, сделавшие возможным этот протест личности."

(Ленин, В.И. Полное собрание сочинений . 5-е издание. Москва, 1967. Т.1. с.434)

Безусловно, хотя и нет возможности проследить прямую связь меж развитием русского капитализма и взглядами и ценностными ориентирами российской интеллигенции, но трудно отрицать, что и те, и другие родились в Европе как результат анти-феодального, "буржуазного" прогресса в его понимании как совокупности экономических и общественных преобразований, приведших к разрушению пре-капиталистических структур, которые кажутся г. Михайловскому столь более "прогрессивными". Именно ценности и идеи порожденные этим процессом проявляют тенденцию к ориентировке на автономность, и, в конечном итоге, поднимаются выше предусмотренного самим буржуазно-капиталистическим обществом формата, когда его несовместимость с ними становится очевидна. (см. Walicki, ibid., p.69)

Остается заметить, что хотя взгляды Михайловского имеют некоторое сходство со взглядами славянофилов в своей романтичности, - пожалуй в несколько большей степени, чем взгляды Лаврова - но, все так же, коренным образом расходятся с ними в нескольких принципиальных моментах - его отношение к культуре, традициям и органичности развития общества прямо противоположны славянофильским. Если славянофилизм был, по сути своей, консервативным течением, ответом на разрушение традиционного общества из вне, и категорическим отрицанием всякого "рационализма", в котором славянофилы видели признаки "болезни принесенной с Запада", и призывали бороться с ним погружением в православную веру, то теории народников, наоборот, строились на идеях просвещения и рационализма принесенных с Запада.

После короткого периода расцвета в 1870-е, народничество оказалось под ударом со стороны властей как следствие убийства Александра II в Петербурге 1 (13) марта 1881 года. В последующие годы "Народная воля" была практически ликвидирована, а многие известные народники либо отправлены в ссылку, либо оказались вынуждены иммигрировать. К середине 80-х народничество как движение практически исчезло, перейдя в период т.н. "малых дел". Еще более серьезным для идеологии народничества оказался вызов со стороны набиравшего силу марксизма. Критика Плехановым работ Михайловского вскоре нанесла огромный удар по позиции последнего, и, как результат, популярность народничества среди радикальной интеллигенции к концу 20-го века была практически аннулирована. Идейными продолжателями дела народников принято считать партию СР - "социалистов революционеров", хотя делать это можно только с большой натяжкой.

По сути своей народничество можно считать последней попыткой связать в общее целое уходящие идеи романтизма и наступающую эру рациональности. Корни его лежат в религиозных и исторических традициях русского народа, в идеях Герцена и Чернышевского; идеологи народничества предприняли попытку дальнейшей их интеграции и развития на основе этого новой системы взглядов, новой морали, нового варианта религии, новой истины. Сохраняя материалистическое видение мира, идеологи народничества попытались соединить его с христианскими понятиями добродетели и этического отношения к человеку и человечеству. Интересно в этой связи, что и в сегодняшней России снова наблюдается интерес к народничеству.

От редакции «Скепсиса»: В советских учебниках истории и в тех постсоветских, где уделялось должное внимание народничеству, Пётр Лавров представал как лидер или один из лидеров пропагандистского направления, противопоставленный Бакунину и Ткачёву, радикальным вождям анархистского и бланкистского направлений, противникам друг друга и лавризма. Ткачёв ошибался в своих заговорщичестве и оторванности от народа, Бакунин - в своих авантюризме и бунтовщичестве, а Лавров - в своей умеренности; такова была официальная советская схема, до сих пор определяющая взгляды многих левых и не только левых на народнический этап. Как показывает публикуемый биографический очерк, деятельность Лаврова в эту схему легко не укладывается. Первоначально близкий к либеральным народникам, с середины 1860-х он всегда был решительным сторонником социального переворота, в 1871 поддержал Парижскую коммуну. Он не нашёл общего языка с теми, кто создал вторую «Землю и волю», совмещающую пропаганду с борьбой (в первой он состоял и вынес из её опыта важнейший урок: ожидать, что народ сам поднимется на революцию - ошибочно), - но уже во время существования «Народной воли» переоценил свои взгляды, увидел важность народовольчества для развития революционного движения в России и помогал Исполнительному Комитету организации.

Лаврова, подвигнувшего огромное количество разночинцев на пропагандистскую работу, часто критиковали (в том числе и те, кто первоначально ему следовал) и критикуют за предпочтение, которое он отдавал пропаганде перед действием. Но, во-первых - и об этом в очерке сказано, - Лавров не придерживался на самом деле этого предпочтения, признавая, что там, где пропаганда невозможна или исчерпывает себя, прямое действие становится необходимостью - именно благодаря этому убеждению он пришёл к сотрудничеству с народовольцами. Во-вторых, его теория пропаганды оказалась актуальной и тогда, когда народнический этап уже давно закончился: так, безусловно, в основе высказанной Лениным в начале XX века мысли о том, что самостоятельно рабочий класс выйти из чисто экономической борьбы не способен, социалистическая политическая сознательность может быть только дана ему извне, лежат аналогичные рассуждения Лаврова о своей исторической ситуации, хотя признавать ленинскую идею лишь калькой с лавровской никак нельзя, - верно подчёркивает Михаил Седов. Оказывается актуальной эта теория и сегодня, в период полного уничтожения социальной сферы и доступного образования, в период зомбирования масскультом, когда всё ускоряются деморализация населения и падение его интеллектуального уровня. В нашей ситуации просвещение, пропаганда и контрпропаганда имеют особое значение, и одна из главных нынешних задач - придать им как можно больший масштаб. Поэтому наследие Лаврова - наряду с наследием других революционных мыслителей того периода - требует внимательного изучения, а введением во взгляды одного из важнейших теоретиков народничества прекрасно служит эта краткая биография.

Если задать вопрос, что являлось главным в революционной деятельности и литературном творчестве П.Л. Лаврова, то ответ может быть один: стремление пробудить русский народ к сознательной жизни, поднять его до признания необходимости революции и решительной перестройки существующих условий. Следующие слова П.Л. Лаврова могут быть эпиграфом к его биографии:

«В одном народе есть... достаточно энергии, достаточно свежести, чтобы совершить революцию, которая улучшила бы положение России. Но народ не знает своей силы, не знает возможности низвергнуть своих экономических и политических врагов. Надо его поднять. На живом элементе русской интеллигенции лежит обязанность разбудить его, поднять его, соединить его силы, повести его в битву. Он разрушит гнетущую его монархию, раздавит своих эксплуататоров и выработает своими свежими силами новое, лучшее общество. Здесь и только здесь - спасение России».

Осветить роль П.Л. Лаврова в революционном движении России - дело сложное и ответственное. П.Л. Лавров был постоянно в центре революционных событий; его имя и учение вызывали оживленную полемику (особенно интересны в этом плане критические выступления против Лаврова П.Н. Ткачева и М.А. Бакунина). А между тем у нас до сих пор нет сколько-нибудь полного собрания его сочинений, не говоря уже об источниковедческом анализе их.

Историография П.Л. Лаврова ведет свое начало от Н.С. Русанова, известного публициста радикально-демократической школы, близкого друга и соратника Петра Лавровича. По решению «Комитета памяти П.Л. Лаврова» (в него входили представители всех фракций русского революционного движения, в том числе и социал-демократической) Н.С. Русанов написал обширную и добросовестно исполненную статью «П.Л. Лавров (очерк его жизни и деятельности)». В этой работе Лавров предстает перед нами в трех качествах: как личность, как общественный деятель-революционер и как мыслитель-теоретик. По мнению Н.С. Русанова, Лавров обладал «одной из самых энциклопедических голов, какие только существовали в России (да, пожалуй, и за границей)». Автор называет Лаврова «героем мысли и убеждения», но справедливо признает, что он не стал и не мог стать последователем К. Маркса и Ф. Энгельса, хотя неоднократно и называл себя их учеником. Столь верное заключение не сопровождалось, к сожалению, указанием на то, что лавризм как система взглядов строго историчен, что он не мог быть ни руководством, ни знаменем борьбы для новой эпохи революционного движения. Сила и значение Лаврова и лавризма - в прошлом, в подготовлении революционного протеста и борьбы масс, «в расчистке пути», как выражался А.И. Герцен. Однако в литературном наследии Лаврова имеются положения, которые важны не только в историческом плане, но имеют и вполне современное звучание. Речь, однако, об этом впереди. Впоследствии Н.С. Русанов неоднократно обращался к творчеству Лаврова, но основные положения, высказанные им в названной статье, остались неизменными.

До революции специальных работ о роли П.Л. Лаврова в русском революционном движении не было, хотя в общих работах его имя занимало одно из первых мест. Вся эта литература по своему направлению может быть названа буржуазно-либеральной. Она рассматривает лавризм главным образом как социально-политическую утопию, заблуждение, «отрыв» от реальной жизни. Классовый анализ был чужд дореволюционным авторам. Они не видели в учении Лаврова отражения интересов крестьянства. Но уже в то время встречались исследователи, усматривавшие в лавризме нечто среднее между марксизмом и народничеством. Известный знаток истории русского утопического социализма К.А. Пажитнов писал, что Лаврова «нельзя назвать ни ортодоксальным народником, ни ортодоксальным марксистом; он был, так сказать, народником в марксизме или марксистом в народничестве». Несостоятельность этого взгляда очевидна. Тем не менее он получил известное отражение даже в советской литературе.

Громадные возможности для исследования революционной деятельности П.Л. Лаврова открылись после Октябрьской революции. В начале 20-х годов научная общественность отметила два юбилея П.Л. Лаврова - 20-летие со дня смерти и 100-летие со дня рождения, что, бесспорно, усилило интерес к нему. Литературным отражением юбилейных событий стали два сборника статей - «Вперед» и «П.Л. Лавров», вышедшие в 1920–1922 годах. Были заново переизданы многие в прошлом запрещенные цензурой работы Лаврова. Так, вышли его книги «Парижская Коммуна» (1919 г.), «Социальная революция и задачи нравственности» (1924 г.), «Народники-пропагандисты» (1925 г.). Предполагалось издать собрание сочинений Лаврова. Личность П. Л. Лаврова и его литературное творчество привлекли внимание историков. Выявились различные точки зрения на проблему в целом и на отдельные ее стороны. М.Н. Покровский утверждал, что Лавров не был последовательным революционером, а воззрения его были эклектичны и консервативны. Противоположные взгляды высказывали И.С. Книжник-Ветров и Б.И. Горев, которые пытались доказать, что между марксизмом и учением Лаврова много общего, что тактические принципы Лаврова близки принципам III Интернационала. Это было явной модернизацией, но в те годы данная трактовка имела некоторый успех. Существовали и другие мнения. Так, Д.Н. Овсянико-Куликовский утверждал, например, что Лавров - вообще случайная фигура в революционном движении.

Различие точек зрения не исключало, однако, общего признания того факта, что Лавров как личность и лавризм как система взглядов занимали значительное место в русском освободительном движении XIX века. Раскрытию этого обстоятельства были посвящены вводные статьи И.А. Теодоровича и И.С. Книжника-Ветрова к первому тому избранных сочинений Лаврова, изданных в 1934 году. Отдельные ошибки не лишают эти статьи интереса. В.И. Ленин, по свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича, среди материалов революционной подпольной прессы, рекомендуемых к переизданию, называл и выходившее под руководством Лаврова «Вперед». В последние годы после значительного перерыва советские историки вновь вернулись к изучению проблем народничества. Появились, в частности, работы, освещающие отдельные стороны жизни и творчества Лаврова. Так, Б.С. Итенберг подробно исследовал вопрос о революционном влиянии «Исторических писем» Лаврова на молодежь 70-х годов. Увидели свет работы философского и социологического характера, имеющие отношение к рассматриваемой теме. Из сказанного видно, что, несмотря на противоречивость концепций о П.Л. Лаврове, его роль в революционном движении была значительной и его литературное наследие и практическая деятельность нуждаются в тщательном изучении.

Петр Лаврович Лавров родился в 1823 г. в семье богатого и консервативного по своим взглядам дворянина. Его отец, Лавр Степанович, был близко знаком с временщиком Аракчеевым и даже представлен императору Александру I. Таким образом, социальная среда, из которой вышел будущий идеолог народничества, не содержала ничего такого, что способствовало бы вольнодумству и радикализму. Юноша рос и воспитывался в обстановке крайней религиозности и исключительной преданности официальным устоям русской жизни. Вместе с тем ему с раннего детства прививалось уважение к труду и исключительная любовь к книгам - качества, которые он пронес через всю жизнь.

В четырнадцатилетнем возрасте Петр был определен в Артиллерийское училище и в девятнадцать лет, блестяще окончив его, стал офицером, обнаружив при этом высокие дарования и пристрастие к математике. В 1844 г. он был принят в то же училище уже в качестве преподавателя общего курса математики. Пребывание в военном заведении не помешало П.Л. Лаврову проявить интерес к социальным и политическим вопросам. Он основательно ознакомился с историей Французской буржуазной революции конца XVIII в., и ее события увлекли его. Тогда же Лавров впервые прочитал сочинения Фурье. Некоторые социальные идеи великого французского мыслителя-утописта произвели на молодого человека большое впечатление. Довольно рано Лавров начал писать стихи. Отдельные его стихотворения имели успех и ходили по рукам в рукописи. Однако поэтического дарования у него не оказалось, и Н.А. Некрасов, видимо, правильно характеризовал эту сторону творчества Лаврова, говоря, что стихи его - это рифмованные передовые статьи. Уже в училище Лавров создал «свою» философию истории, которая может быть выражена так: «Чему быть, того не миновать». Сам Лавров называл ее философским фатализмом. Вскоре, однако, под влиянием бурного развития событий внутри России и за ее пределами этот взгляд изменился: Лавров стал подчеркивать активную роль личности, партии и массы в исторических событиях. К 30-м годам, по словам Лаврова, его мировоззрение

«в общих чертах установилось, но для него самого уяснилось и выработалось в подробностях лишь в процессе литературных работ в конце 50-х годов. С тех пор он не нашел ни нужным, ни возможным изменить его ни в одном существенном пункте».

В период подготовки и проведения крестьянской реформы П.Л. Лавров активно заявил о себе в общественной жизни. Он сотрудничал в изданиях А.И. Герцена, близко стоял к студенческому движению, постоянно оказывал помощь его участникам. Лавров всегда находился в центре событий и литературных течений прогрессивного лагеря; он вошел в состав «Земли и воли» 60-х годов. Хотя его революционные настроения еще не оформились, правительство тем не менее считало его человеком неблагонадежным. Именно поэтому П.Л. Лавров был предан суду и выслан в г. Кадников, Вологодской губернии, в связи с делом Каракозова, хотя юридически его причастность к нему не была доказана.

В годы ссылки П.Л. Лавров написал и опубликовал свои «Исторические письма», произведение, которому суждено было сыграть роль поистине выдающуюся. Очевидно, замысел их или, во всяком случае, их основные идеи надо отнести к более раннему периоду. «Исторические письма» печатались в журнале «Неделя» (1868–1869 гг.), а в 1870 г. вышли отдельным изданием. Даже в демократическом лагере они были расценены по-разному. А.И. Герцен ставил их очень высоко, Н.К. Михайловский, напротив, не придавал им значения, а П.Н. Ткачев выступал с резкой критикой. Молодежь же сразу взяла их на вооружение. Как нам представляется, тайна успеха «Исторических писем» состояла в том, что они выявили новый взгляд на историю общества и показали возможность превратить слепой исторический процесс в процесс сознательный, а человека рассматривали не как игрушку непознаваемых законов, а как центр исторических событий. Указать человеку на то, что его судьба в его собственных руках, что он волен в выборе пути развития и достижения идеала, «который должен неизбежно утвердиться в человечестве как единая научная истина», уже само по себе представлялось важным и по-настоящему мобилизующим средством. В этом состоял ответ на вопрос, что делать. Так появился субъективный метод в социологии, как антитеза буржуазному объективизму.

В теоретическом отношении (как уже давно отмечалось) П.Л. Лавров органически соединил идею Д.И. Писарева о «мыслящих реалистах» с призывом Н.А. Добролюбова к молодежи «действовать на народ прямо и непосредственно», чтобы подготовить его к сознательной жизни. Из этих элементов сложилась известная формула прогресса Лаврова:

«Развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении, воплощение в общественных формах истины и справедливости - вот краткая формула, обнимающая, как мне кажется, все, что можно считать прогрессом».

Несмотря на абстрактность, в этой формуле явно обнаруживается мысль о необходимости решительного изменения существующих устоев общественной и государственной жизни, так как при них невозможно развитие личности ни в физическом, ни в умственном, ни в нравственном отношении.

Подчеркнув, что всеобщая экономическая подавленность эксплуатируемых слоев общества, их культурная отсталость и забитость, по сути дела, уродуют личность в физическом и умственном смысле, П,Л. Лавров продолжал, делая акцент на нравственной стороне:

«Развитие личности в нравственном отношении лишь тогда вероятно, когда общественная среда дозволяет и поощряет в личностях развитие самостоятельного убеждения; когда личности имеют возможность отстаивать свои различные убеждения и тем самым принуждены уважать свободу чужого убеждения, когда личность сознала, что ее достоинство лежит в ее убеждении и что уважение достоинства чужой личности есть уважение собственного достоинства».

Для осуществления идеала личность должна стать силой.

«Нужно не только слово, нужно дело. Нужны энергичные, фанатичные люди, рискующие всем и готовые жертвовать всем».

Но оказывается, что и этих качеств для победы мало. Нужна организация критически мыслящих личностей в партию, способную к самостоятельным поступкам и воздействию на народ.

«Но личности... суть лишь возможные деятели прогресса. Действительными деятелями его они становятся лишь тогда, когда сумеют вести борьбу, сумеют сделаться из ничтожных единиц коллективною силою, представительницею мысли».

Как видим, основная проблема, поднятая автором «Исторических писем», состояла в формулировании нового взгляда на роль личности в истории и современной жизни, в создании теории личности и в выявлении роли и взаимодействия в общественном прогрессе и изменении условий жизни трех сил: личность - партия - масса.

«Исторические письма» обращены к интеллигенции, точнее, ко всем тем, кто критически мыслит, кто может возвыситься над уровнем современной жизни и выработать нравственный идеал, который послужит знаменем для сплочения единиц в партию, так как взятая сама по себе личность лишена общественной силы. Партия, в свою очередь, сплотит вокруг себя передовые силы общества и, проникнув в народ, пойдет с ним на революционные преобразования. Для П.Л. Лаврова инициатором общественных преобразований является личность, силой же, способной осуществить эти преобразования, выступают массы, которые представляются и «самыми энергичными деятелями прогресса». Возникла, таким образом, новая теория - «критически мыслящей личности», центральным пунктом которой являлась идея долга интеллигенции перед народом. Воплощение в жизнь новых, заранее выработанных критической личностью форм труда и общежития - это и есть уплата долга народу.

Несмотря на идеалистическую основу решения этой проблемы, предложенные П.Л. Лавровым идеи были созвучны времени, прогрессивны, они мобилизовали передовые силы общества на борьбу с устоями царской России. Не случайно «Исторические письма» сыграли большую роль в освободительном движении пореформенного периода, будучи теоретическим выражением революционной борьбы разночинной интеллигенции эпохи народничества и позднее - народовольчества. Вот как оценивает упоминавшийся выше Н.С. Русанов их влияние на молодежь:

«Многие из нас... не расставались с небольшой, истрепанной, исчитанной, истертой вконец книжкой. Она лежала у нас под изголовьем. И на нее падали при чтении ночью наши горячие слезы идейного энтузиазма, охватившего нас безмерною жаждою жить для благородных идей и умереть за них».

Девизом «Исторических писем» было: все для народа (в том числе и собственная жизнь). В развитии доктрины жертвенности «Исторические письма» являлись одним из важнейших звеньев. «Исторические письма» Лаврова и «Что такое прогресс?» Михайловского формулировали новую теорию личности и прогресса. Оба автора независимо друг от друга дали почти идентичные определения прогресса, подчеркнув, что смысл его состоит в гармоничном развитии личности, в борьбе личности за индивидуальность, за совершенствование физическое, умственное и нравственное. Прогресс является целью и смыслом борьбы. Что же касается личности, то ей отведена роль рычага прогресса, его внутренней пружины. Исходя из этого, можно сказать, что теория прогресса и теория личности у П.Л. Лаврова немыслимы одна без другой, их можно даже отождествить. Взятая в ее исходных (критика существующего строя) и конечных (осуществление идеала) пунктах, эта теория в одинаковой степени приемлема для всех течений революционной мысли России пореформенного периода. Такая общность объясняется единством классовой природы этих течений. Кроме того, она опирается на традиции служения передовой интеллигенции народу. В этом служении на протяжении всей истории революционного движения преобладал элемент бескорыстия и обреченности. И если в теории личности Лаврова - Михайловского центральным пунктом являлась идея борьбы, долга и жертвенности, то все иное казалось нелогичным и противоестественным. Да и сама теория личности появилась потому, что российская действительность того времени исключала активность народных масс. Теперь легко ответить на вопрос, почему «Исторические письма» были адресованы интеллигенции. Других сил, способных усвоить задачи общественного переустройства, тогда не было.

15 февраля 1870 г. Лавров с помощью Г.А. Лопатина бежал из ссылки за границу. Современники и историки по-разному объясняли этот поступок. Дело в том, что Лавров не пользовался в то время репутацией революционера, его считали кабинетным ученым с либеральным образом мыслей. По мнению Н.С. Русанова, бегство было вызвано стремлением Лаврова «участвовать в живой политической борьбе». Это мнение полностью отвергает исследователь В. Витязев, считая, что Лавров бежал только для того, чтобы заниматься научной работой. Ныне можно считать доказанным, что побег Лаврова был вызван политическими мотивами и связан с намерением революционно настроенной молодежи создать заграничный печатный орган типа герценовского «Колокола». Так, Н.А. Морозов указывает, что, находясь в ссылке, П.Л. Лавров выразил чайковцам согласие «уехать за границу, если ему дадут средства для органа вроде герценовского „Колокола“». О подготовке побега знал А.И. Герцен и готов был принять П.Л. Лаврова у себя, но этого не случилось: в январе 1870 г. А.И. Герцен скончался.

За границей Лавров сразу же установил связи с членами русской секции I Интернационала - А.В. Корвин-Круковской, Е.Г. Бартеневой и Е.Л. Дмитриевой. Он получил комплект номеров «Народного дела», что представляло большую важность, так как этот орган выражал взгляды молодой русской эмиграции. Известно, что «Народное дело» как теоретический журнал стал издаваться в 1868 г. в Женеве и первый номер его целиком состоял из статей, написанных М.А. Бакуниным и Н. Жуковским, что само по себе уже указывало на его теоретические основы и политическое направление. В журнале в сжатом виде излагалась анархистская точка зрения на задачи революционной борьбы в России. Он сразу нашел сторонников в русском подполье. Однако уже со второго номера «Народное дело» перешло к Н.И. Утину, так как Бакунин ушел из редакции. Затем журнал был преобразован в газету того же наименования, которая с марта 1870 г. стала выходить как орган русской секции I Интернационала.

Как П.Л. Лавров отнесся к данной организации, сказать трудно, но он не стал членом русской секции I Интернационала, а вошел в него позднее, осенью 1870 г., по рекомендации известного деятеля французского рабочего движения Л. Варлена. Можно предположить, что П.Л. Лавров не одобрял борьбы русской секции с М.А. Бакуниным и его единомышленниками и не хотел связать свое имя с противниками бакунизма. Он считал, что борьба внутри партии вредна для самой партии и выгодна ее врагам. Это постоянное стремление во что бы то ни стало найти путь к миру в партии осудил Ф. Энгельс в одном из писем к Лаврову.

«Всякая борьба, - писал Ф. Энгельс, - заключает в себе такие моменты, когда нельзя не доставить врагу некоторого удовольствия, если не хочешь иначе причинить самому себе положительный вред. К счастью, мы так далеко продвинулись вперед, что можем доставить противнику такое частное удовольствие, если этой ценой добиваемся действительных успехов».

О настроениях и политических взглядах Лаврова того времени говорит его стихотворение, написанное в конце 1870 года. В нем высказана мысль о необходимости и неизбежности революции и о том, что надеяться надо только на народ, который восстает во имя братства, равенства и свободы. Поэт глубоко верит в обновляющую миссию предстоящей революции и восклицает:

Очевидно, что такая ориентация являлась причиной непосредственного участия П.Л. Лаврова в Парижской коммуне. Позднее он стал одним из ее первых исследователей. Этот факт представляет исключительный интерес. В письме Лаврова к Н. Штакеншнейдер от 5 мая 1871 г. имеются такие строки:

«Борьба Парижа в настоящую минуту - борьба историческая, и он действительно находится теперь в первом ряду человечества. Если бы ему удалось отстоять себя, это бы подвинуло историю значительно вперед, но если он и падет, если реакция восторжествует, идеи, засвидетельствованные несколькими неизвестными людьми, вышедшими из народа, настоящего народа, и ставшими во главе управления, эти люди не умрут».

Эти слова не результат кратковременного вдохновения и восторга героикой борьбы, в них изложен цельный взгляд, концепция понимания одного из выдающихся событий мировой истории. Когда наступили страшные дни гибели Коммуны, реакционная и либеральная пресса вылила потоки грязной клеветы на коммунаров. Лавров одним из первых писал в те дни:

«Парижская коммуна 1871 г. будет важною вехою человеческого движения, и эта дата не забудется».

Этот взгляд на Коммуну он сохранил на всю жизнь. В 1875 г. он писал:

«Революция 1871 г. была моментом, когда из личинки четвертого сословия выработалось единое человечество трудящихся и заявило свои права на будущее. Великие дни марта 1871 года были первыми днями, когда пролетариат не только произвел революцию, но и стал во главе ее. Это была первая революция пролетариата».

Те же мысли, но еще более аргументированные он выразил в 1879 г. в речи о Коммуне перед русскими эмигрантами и в специальном исследовании - «18 марта 1871 г.», вышедшем в 1880 г. в Женеве. Эта работа сохраняет научное значение и по настоящее время.

С поля боя парижских коммунаров П.Л. Лавров вышел с еще более крепкой верой в необходимость и возможность революции в России. Но на родной почве он не мог в то время связать свои надежды с рабочим классом. Опыт Парижской коммуны помог Лаврову окончательно избавиться от колебаний между либерализмом и демократизмом, имевших место в 60-х годах. Очевидно также, что Коммуна если не породила, то, во всяком случае, укрепила его интернациональные чувства. П.Л. Лаврову была чужда национальная ограниченность, он пропагандировал и теоретически развивал революционный интернационализм. В пропаганде опыта Коммуны, в воспитании на ее примере русской молодежи - одна из несомненных заслуг П.Л. Лаврова перед революционной историей России.

После бурных событий Парижской коммуны, в обстановке европейской реакции внимание Лаврова вновь и всецело обратилось к положению дел в России. Здесь в это время началась новая фаза освободительного движения, связанная с новым типом революционера-семидесятника. Значительной силой общественного движения стал кружок чайковцев. В него вошли талантливые и преданные революции люди, некоторые из них впоследствии выполняли роль активных борцов с царизмом. Кружок чайковцев наметил обширный план действий, в котором большое место отводилось печатной пропаганде. Весной 1872 г. за границу был направлен один из членов кружка, юный М.А. Куприянов. Он вел переговоры с Лавровым об издании журнала «Вперед». Мысль о создании печатного революционного органа оказалась очень популярной, ее разделяли люди различных политических направлений подполья. Казалось, что он и объединит их всех. Однако такого объединения не произошло, да и не могло произойти ввиду резкого различия в мировоззрении и тактических планах, которых придерживались различные группы эмиграции, представлявшие определенные течения России.

Вокруг Лаврова образовался небольшой кружок единомышленников, активное положение среди которых заняли В.Н. Смирнов, С.А. Подолинский и А.Л. Линев. Еще ранее возник кружок бакунинского направления (М.П. Сажин-Рос, З.К. Ралли, А.Г. Эльсинц и др.). Между ними начались переговоры о совместных действиях, а некоторое время спустя предполагалось привлечь к работе и бежавшего из России Ткачева. Но попытки объединиться не увенчались успехом, так как взгляды сторон оказались весьма различными. Несмотря на это, в августе 1873 г. все-таки вышел первый номер журнала «Вперед». С 1873 по 1877 г. было выпущено пять его книг, одну из которых (№ 4) целиком заняла монография П.Л. Лаврова «Государственный элемент в будущем обществе». Пятый номер журнала вышел без участия Лаврова. На протяжении двух лет (с 1 января 1875 г. по декабрь 1876 г.) издавалась и двухнедельная газета того же названия (всего появилось 48 номеров). Душой всего дела был П.Л. Лавров.

Журнал «Вперед» имел широкую аудиторию, и его влияние не ограничивалось подпольем. Известно, например, что журнал материально поддерживал И.С. Тургенев. Лавров и его друзья в значительной степени вдохновляли великого писателя в его творчестве. Цели и направление журнала были сформулированы в первом номере, в статье «Наша программа»:

«Вдали от родины мы ставим наше знамя, знамя социального переворота для России, для целого мира. Это не дело лица, это не дело кружка, это - дело всех русских, сознавших, что настоящий порядок политический ведет Россию к гибели, что настоящий общественный строй бессилен исцелить ее раны. У нас нет имени. Мы - все русские, требующие для России господства народа, настоящего народа, все русские, сознающие, что это господство может быть достигнуто лишь народным восстанием, и решившиеся подготовить это восстание, уяснить народу его права, его силу, его обязанность».

Коренная задача журнала, следовательно, сводилась к тому, чтобы содействовать подготовке народного восстания путем воздействия на народ различными средствами и прежде всего пропагандой. Видное место в программе занимал тезис о главной роли масс в революционном процессе. Мнение о том, будто Лавров в своих социологических построениях игнорировал народ, не только ошибка, но искажение исторического факта.

«На первое место, - писал П.Л. Лавров, - мы ставим положение, что перестройка русского общества должна быть совершена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа».

Во многих его работах, написанных в разное время, десятки раз мы встречаемся с подобными положениями. Это не вырванные из контекста слова и фразы, а стройная система взглядов, основа всего мировоззрения П.Л. Лаврова.

Главной особенностью публицистических материалов «Вперед» являлся их обличительный характер. В.И. Ленин писал о подобного рода публицистике:

«Одним из основных условий необходимого расширения политической агитации является организация всесторонних политических обличений. Иначе как на этих обличениях не может воспитаться политическое сознание и революционная активность масс».

Из пятидесяти трех номеров журнала и газеты нет ни одного, где отсутствовала бы критика общественного строя России, системы ее политического управления. Но среди многочисленных ярких обличительных материалов следует выделить два наиболее показательных - статьи «Счеты русского народа» и «Самарский голод», написанные П.Л. Лавровым. Вот что говорилось в первой из них:

«Тому 260 лет русский народ общим усилием освободил Москву от врагов, отстоял самостоятельность земли русской, и земский собор русской земли избрал первого Романова в московские цари. С тех пор начались счеты между домом Романовых и русским народом».

Мы, продолжал Лавров, не имеем личной вражды ни к кому из императоров.

«Мы знаем, что всех их портила и должна была портить неограниченная власть».

Власть царей и императоров никогда не могла принести пользы народу. Их действия объясняются не субъективными качествами тех или других монархов России, а классовой природой их власти. Задача, следовательно, сводится не к тому, чтобы заменить одного императора другим, а к тому, чтобы уничтожить царизм как систему власти.

А как вел себя дом Романовых по отношению к развитию науки и свободной мысли? - задавал вопрос П.Л. Лавров.

«Пусть ответят на это Радищевы и Новиковы... пусть ответит тридцатилетнее удушающее царствование Николая, пусть ответит современная русская литература, с Герценом и Огаревым в изгнании, с Чернышевским и Михайловым на каторге, с кафедрами без профессоров».

«Ни одного талантливого государственного деятеля; карьеристы, стяжатели и просто жулики - вот кто управляет Россией, их ничто не интересует, кроме личной выгоды, они присягнут кому угодно во имя этой выгоды... Пора народу русскому покончить с Романовыми счеты, начатые тому 260 лет»

К такому выводу приходит П.Л. Лавров.

Еще большее впечатление производит описание голода в России, сделанное во второй статье. Здесь приведены разительные картины бедствий народа в целом ряде губерний и в первую очередь в Самарской. Причины этих бедствий П.Л. Лавров видел в государственном строе России:

«Русский государственный строй всюду высасывает все силы русского народа и фатально ведет его к вырождению. Если порядок этот удержится еще некоторое время, то он неизбежно истощит всю Россию, весь русский народ».

Обличительный характер публицистики Лаврова показывает, что в этом смысле он продолжал дело Герцена, Белинского, Чернышевского и других деятелей эпохи падения крепостного права. Говоря о роли Чернышевского в освободительном движении, П.Л. Лавров подчеркивал, что ему более всего верила русская молодежь и что по влиянию на нее он не имел себе равных между современниками. Лаврова и Чернышевского объединяла прежде всего идея революции, уверенность в необходимости и неизбежности коренного революционного преобразования России, а также тот социалистический идеал, во имя которого должно совершиться такое преобразование. Однако в области экономических наук и философии Лавров во многом уступал Чернышевскому.

В общей системе взглядов Лаврова центральное место принадлежит его учению о социализме. Почти все его работы начиная с «Исторических писем» подчинены идее социализма. Это не случайно, ибо смыслом революционной борьбы, по мнению П.Л. Лаврова, мог быть только социализм. Больше того, социализм для П.Л. Лаврова - это естественный и закономерный результат исторического развития общества. Все высшие побуждения и нравственный процесс человечества он неизменно связывал с социализмом. Представления о социализме сложились у П.Л. Лаврова в первую очередь под влиянием учения Герцена, а также западноевропейских утопических школ. Журнал «Вперед» проповедовал теорию русского утопического социализма:

«Для русского специальная почва, на которой может развиваться будущность большинства русского населения в том смысле, который указан общими задачами нашего времени, есть крестьянство с общинным землевладением. Развить нашу общину в смысле общинной обработки земли и общинного пользования ее продуктами, сделать из мирской сходки основной политический элемент русского общественного строя, поглотить в общинной собственности частную, дать крестьянству то образование и то понимание его общественных потребностей, без которого он никогда не сумеет воспользоваться своими легальными правами... - вот специально русские цели, которым должен содействовать всякий русский, желающий прогресса своему отечеству».

Из этих «специально русских целей» логически вырастало пренебрежительное отношение к задачам политической борьбы. В данном пункте взгляды Лаврова и Бакунина во многом сходились. Правда, позднее, во времена «Народной воли», П.Л. Лавров ставил на первое место задачи политической борьбы, и в этом смысле его можно назвать политическим революционером. Однако наличие элементов аполитичности - характерная черта лавризма. Объяснить это можно тем, что Лавров являлся выразителем интересов крестьянства, которое проявляло в то время известное политическое безразличие.

Как уже отмечалось, Лавров испытал на себе воздействие Парижской коммуны, а также работ К. Маркса и Ф. Энгельса. Все названные идейные истоки легко обнаруживаются в публицистике и научных трудах П.Л. Лаврова. Здесь, однако, сразу же надо оговориться: разнообразие теоретических влияний не лишило точку зрения Лаврова на социализм оригинальности и стройности. Слагаемыми социализма он считал трудовую деятельность всех граждан согласно их способностям и экономическое благосостояние каждого в зависимости от результатов труда. Другими словами, знаменитое положение сенсимонистов, сформулированное в 1830 г., - «от каждого - по его способностям, и каждому - по его делам» - было полностью усвоено и принято Лавровым. Причем подчеркивалась особая важность экономической стороны дела:

«В основании всякого общественного прогресса лежит улучшение экономическое. Без него свобода, равноправность, либеральное законодательство, широкая программа обучения составляют пустые слова. Нищета есть рабство, как бы ни называли нищего - свободным или крепостным... Самые превосходные конституции суть насмешка над народом, если пауперизм лишает его самостоятельности. Самые прогрессивные революции не улучшат ни на волос общественного положения, если они не коснулись экономических вопросов».

Еще одним слагаемым социализма П.Л. Лавров считал равные условия для образования и культурного развития всех граждан. При социализме не может быть привилегий национальных, социальных, расовых и т.д. Люди равны между собой, они братья. Таким представлялся Лаврову идеал общественного строя, то есть социализм. Он говорил:

«Равенство... вовсе не заключается в совершенном тождестве всех человеческих особей, а в равенстве их отношений между собой... Известная специализация занятий, названная Адамом Смитом разделением труда, может существовать, если только она окажется необходима или полезна, но необходимо, чтобы эта специализация не влияла на отношения людей вне работы, чтобы она не вела к сословности и кастам, к разделению людей на чистых и грязных, на простых и непростых и, что в особенности важно, - на тунеядцев и работающих, на эксплуататоров и эксплуатируемых».

Что касается политических форм устройства общества при социализме, то Лавров не дал на этот счет сколько-нибудь определенного ответа.

Представляется чрезвычайно важной мысль П.Л. Лаврова о том, что народные массы сами по себе не могут выработать социалистической идеологии. Она должна быть внесена извне. Лавров был уверен в том, что такие эпохи, в которые могли возродиться движения типа крестьянских войн под руководством Разина и Пугачева, ушли в неповторимое прошлое. Новое пробуждение возможно только как результат идейного воздействия революционных элементов на массы. Сама же пропаганда должна опираться на точность фактов, научность критики и абсолютную честность, ибо «ложь есть преступление» во всяком революционном деле. Лавров считал, что социализм - «результат исторического развития, результат истории мысли. Потому именно она не может выработаться сама в массах, из их элементарного здравого смысла. Она может и должна быть внесена в массы». Приведенные слова свидетельствуют о том, какую громадную роль отводил П.Л. Лавров социалистически настроенной интеллигенции, несшей новое мировоззрение в народ.

Как же теперь, по истечении чуть ли не ста лет, можно отнестись к этой мысли? Взятая сама по себе, она, безусловно, верна. Действительно, не только эксплуатируемый народ в целом, но даже рабочий класс в частности не может выработать самостоятельно социалистической идеологии. Эта идеология вносится в рабочую среду извне пролетарской партией. Однако не следует забывать, что сама постановка Лавровым данной проблемы была утопична. Народные массы допролетарской эпохи, без пролетариата, не могут быть ни движущей силой социалистических преобразований, ни носителями идей социализма. Следовательно, речь о внесении социализма извне оказывалась в тот период беспочвенной. Поэтому нельзя ассоциировать данное положение Лаврова с известным тезисом В.И. Ленина о внесении социалистической сознательности в рабочую среду. Несмотря на это, однако, самый факт теоретических поисков Лаврова в данном направлении, несомненно, индивидуализирует и выделяет его из когорты теоретиков 70-х годов.

Привлекают внимание такие слова Лаврова:

«Наш прогресс не есть только торжество одного класса людей над другим, труда над монополией, знания над традицией, ассоциации над конкуренцией. Наша победа есть для нас нечто высшее: это - осуществление умственной и нравственной цели развития личности, общества и всего человечества».

Естественно, ради такого идеала и во имя его могли развиваться и мужать действительно великие революционеры. Социалистические убеждения придавали им невиданную силу:

«Это убеждение поможет нам бороться и гибнуть за торжество будущих поколений, торжество, которого мы не увидим».

П.Л. Лавров считал, что

«революционер из привилегированной среды должен работать на пользу революции не потому, что ему плохо, а потому, что плохо народу; он жертвует своими личными благами, которые ему дает его положение в нелепом социальном строе».

Однако сама по себе мысль о помощи народу не являлась бы столь притягательной, если бы не было очень важного дополнения к ней. Речь идет о будущем общественного развития, о том, кому оно принадлежит.

«Будущее, - пишет Лавров, - принадлежит не хищникам, поедающим и уничтожающим все около себя, поедающим друг друга в вечной борьбе за более вкусный кусок, за награбленное богатство, за господство над массами и за возможность их эксплуатировать. Оно принадлежит людям, ставящим себе человеческие цели взаимного развития, цели теоретической истины и нравственной правды, людям, способным действовать вместе, сообща для общей цели, для общего блага, для общего развития, для воплощения в жизнь и общественные формы высших человеческих идеалов».

Однако, несмотря на множество ярких и выразительных суждений о социализме и необходимости его победы, лавризм остался утопией, поскольку не принимал в расчет рабочего класса, как единственного последовательного борца за социализм; в связи с этим он не выходит за рамки допролетарского социализма. Вместе с тем нельзя забывать, что идеи равенства служили в то время лозунгом революционной борьбы и в этом смысле имели громадное значение.

После того как выработан идеал, нужно отыскать средства для его осуществления. Такие средства могут быть многообразны, но решающим из них, по мысли Лаврова, являлась революция. Она исторически неизбежный и незаменимый рычаг социального преобразования. При этом следует подчеркнуть, что П.Л. Лавров был сторонником далеко не всякой революции; его занимала революция народная.

«Цель революции, - писал он, - заключается в установлении справедливого общежития, т.е. такого, где все будут иметь одинаковую возможность наслаждаться и развиваться и все будут иметь одинаковую обязанность трудиться».

«Перестройка русского общества должна быть совершена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа».

То обстоятельство, что в России не было сильной и организованной буржуазии, Лавров считал положительным явлением для грядущей социальной революции:

«Наша буржуазия поземельных собственников, торговцев и промышленников не имеет политической традиции, не сплочена в своей эксплуатации народа, сама страдает от притеснений администрации и не развила в себе исторической силы».

Революция, по мнению Лаврова, наступает тогда,

«когда в среде масс вырабатывается интеллигенция, способная дать народному движению организацию, которая могла бы устоять против организации их притеснителей; или когда к массам является на помощь лучшая часть общественной интеллигенции и приносит народу результаты выработанной поколениями мысли, накопленного веками знания».

Поскольку условия русской жизни исключают возможность появления интеллигенции непосредственно в народной среде, на первый план сама собой выдвигалась идея союза существующей уже интеллигенции с народом:

«Только союз интеллигенции единиц и силы народных масс может дать эту победу».

Однако подобного рода союз не возникает сам собой. Он может быть, по мысли П.Л. Лаврова, только результатом длительной и настойчивой работы и борьбы. Тяжела и сурова эта работа, она требует серьезных и неутомимых работников. Нужно прежде всего пробиться к народу, овладеть его вниманием и интересами, пробудить в нем чувство поиска и стремления к борьбе. Самым большим препятствием на этом пути являлась забитость и инертность масс. Нужно было преодолеть это препятствие, сблизиться с народом, а отсюда лозунг - идти в народ, чтобы пробудить его. Известно, что этот призыв падал на благодатную почву и способствовал широкому движению интеллигенции в гущу рабочих и крестьян. Сама постановка вопроса о сближении демократической интеллигенции с народом после А.И. Герцена уже не считалась новой. Но она сохраняла свою актуальность, а в начале 70-х годов приобрела еще большую политическую остроту в силу того, что не оправдались надежды революционных деятелей на стихийный подъем крестьянского движения. Даже та часть интеллигенции, которая шла в народ, не задаваясь целью поднять его на революцию, а просто сближаясь с ним, делала революционное дело.

Обоснованная и развитая Лавровым идея «опрощения» интеллигенции для сближения с народом во имя осуществления революционных преобразований представляется явлением, безусловно, исторически интересным. С чем идти в народ и что ему нести - вот один из главных вопросов, который ставил журнал «Вперед». Главная задача поселенцев, оказавшихся в гуще народа, состоит в том, чтобы,

«слившись с народной массой... образовать энергический фермент, при помощи которого поддерживалось бы и росло существующее в народе недовольство своим положением, фермент, при помощи которого начиналось бы брожение там, где его нет, усиливалось бы там, где оно есть».

Если легальные пути улучшения положения масс закрыты, «то остается один путь - путь революции, одна деятельность - подготовление к революции, пропаганда в пользу ее», и «честный, убежденный русский человек в наше время может видеть спасение русского народа лишь на пути радикальной, социальной революции». Приведенные слова не оставляют сомнения в том, зачем Лавров призывал молодежь идти в народ, какие ставил перед ней задачи. Значит, тезис о нереволюционном характере лавровской пропаганды отпадает, так же как и утверждение, будто «Вперед» преследовал просветительские, а не революционные цели.

Осуществление революционных замыслов Лавров не мыслил без серьезной организации подпольного движения внутри России. Для него революционное подполье было не чем иным, как ответом молодой России на реакционные действия правительства.

«Следствием первого давления на молодежь, - писал он, - было образование „Земли и воли“. Следствием преследований, последовавших за петербургскими пожарами, закрытием воскресных школ, осуждением на каторгу Чернышевского, было образование озлобленного кружка, из которого вышел Каракозов».

Те же меры правительства порождают и оппозицию, которая не объединяется с революционерами, но создает для них благоприятную среду.

«Правительство Александра II выработало, наконец, своими реакционными мерами оппозицию в России, еще бессознательную, неорганизованную, но тем не менее готовую выслушать голоса, обращенные к русскому народу с революционным призывом».

Произведения Лаврова широко использовались участниками революционного движения. Достаточно напомнить, что они фигурировали чуть ли не во всех политических процессах тех лет. Но, несмотря на созвучие основных идей издания «Вперед» с потребностями общественного движения, в революционной среде вызревали новые тактические и стратегические планы. После неудачи похода в народ и разгрома подпольных организаций начала 70-х годов в России сложилась новая ситуация. Победа реакции настойчиво требовала незамедлительной переориентировки революционных сил. Ощущалась потребность в изменении и задач и форм движения. К журналу «Вперед» как теоретическому органу предъявлялись новые требования. В движении интеллигенции явно обнаружился уклон в сторону чисто народническую в том специфическом понимании народничества, которое уже сложилось к моменту образования «Земли и воли».

«Вперед» и впередовцы не разделяли эту новую тенденцию и по-прежнему признавали пропаганду идей социализма главной задачей дня. Возникала потребность обсудить новые вопросы. Съезд представителей революционных групп России, связанных с изданием П.Л. Лаврова «Вперед», открылся в Париже в начале декабря 1876 года. К сожалению, об этом интересном событии, происходившем в момент смены ориентации и лозунгов, известно крайне мало. Съезд был немногочислен. На нем присутствовали делегаты от трех центров: Одессы, Петербурга и лондонского кружка издателей «Вперед». Достоверно известно участие в его работе Г. Попко, К. Гриневича, А. Линева, П. Лаврова, С. Гинзбурга и В. Смирнова. Лавров не назвал всех участников съезда. Он писал об этом так:

«Остальных лиц, присутствовавших на съезде, я не называю, так как для большинства их мне неизвестно, насколько сообщение их имен могло бы еще им повредить, для некоторых же, и из самых влиятельных, я знаю, что им удалось во все годы погрома не подвергаться преследованиям, и они теперь фигурируют в роли мирных и благонамеренных обывателей».

Съезд показал, что взгляды делегатов далеко не совпадали с тем, что пропагандировал «Вперед». Отчеты с мест содержали решительную критику позиции Лаврова. Прежде всего признавалось, что нельзя в революционной деятельности ограничиваться пропагандой идей социализма. Требуется пропаганда примером. Для этих целей необходима централизованная организация революционеров, способная возбуждать протест и руководить движением, направляя его в определенное русло. Другими словами, революционное движение становилось на новые рельсы. Землевольчество стало новой формой народничества.

Выступления на съезде насторожили П.Л. Лаврова. К носителям новых идей он отнесся с большим недоверием и даже подозрительностью. В письме товарищу из Киева П.Л. Лавров указывал:

«Я чувствую необходимость быть уверенным, что мы действительно сходимся в наших идеалах социально-революционной деятельности; что пропагандисты, идущие под одним знаменем со мною, действительно пропагандируют, т.е. вербуют, группируют и организуют революционные силы, а не ограничиваются факторством, распространением книжек и брошюр, нисколько не думая осуществить то, что говорится в последних, нисколько не пытаясь расширить и освежить свой кружок новыми силами, но, напротив, делая из него закрытый кружок кумовства и монополии. Прежде чем я войду в явную связь с кружками, предоставляя им издание и распространение моих произведений, мне надо знать, могу ли я принять на себя нравственную ответственность за их деятельность в России».

Особую озабоченность и неудовлетворенность Лавров выражал по отношению к кружку в Петербурге. Он писал:

«При решениях, принятых на съезде в декабре 1876 г., мое единственное желание было стоять в стороне от кружка петербуржцев, не вредя в то же время продолжению дел».

Петербургский кружок, как известно, делал упор на пропаганду и агитацию в народе, а не в среде интеллигенции и хотел придать своей пропаганде характер открытой борьбы.

Решения парижского съезда оказались неожиданностью для Лаврова и определили поворот в его политической жизни. Он отказался от редактирования «Вперед» и порвал связи с подпольем Петербурга. С возникшей в конце 1876 г. в Петербурге новой организацией «Земля и воля» П.Л. Лавров не имел прямых контактов, да и землевольцы не проявили в этом отношении инициативы. С этого времени в революционном подполье севера России решительно победили идеи и тактические установки Бакунина. Но, несмотря на это, казалось бы, безусловное поражение, П.Л. Лавров никогда не переставал оказывать влияние на революционное движение в России.

Перелом в революционном движении, который выразился в распаде «Земли и воли» и образовании «Народной воли» и «Черного передела», а также в обострении политической обстановки внутри страны, отразился и на позиции Лаврова. Движение землевольцев мало касалось его, но деятельность народовольцев овладела всем его вниманием и увлекла его. Далеко не сразу, после критического разбора программы «Народной воли» П.Л. Лавров увидел в народовольчестве большую силу, выражавшую народный протест и народные идеалы. В свою очередь, и для народовольцев было небезразлично, на чьей стороне находился Лавров, с которым всегда считалось русское революционное подполье. Исполнительный комитет установил с ним контакты и возложил на него представительство интересов «Народной воли» за пределами России. П.Л. Лавров выполнял это ответственное поручение с исключительной добросовестностью, понимая важность данной миссии. Ему часто удавалось склонить общественное мнение Европы в сторону народовольцев. Под его воздействием французское правительство отказалось выдать России известного народовольца Л.А. Гартмана. П.Л. Лавров стал одним из инициаторов и организаторов заграничного Красного Креста «Народной воли». Вместе с Л.А. Тихомировым и М.Н. Ошаниной он издавал и редактировал «Вестник Народной воли». Там же были помещены некоторые крупные его работы. П.Л. Лавров, по существу, оказался одним из самых последовательных защитников идеологии «Народной воли». Он глубоко верил в то, что народовольчество являлось тогда наиболее прогрессивной формой борьбы с царизмом и что оно подняло на небывалую высоту престиж русского революционера. П.Л. Лавров решительно выступал против тех, кто отождествлял народовольчество с терроризмом. Надо отличать, говорил он, принципиальную сторону народовольчества от тех форм, в которые оно может выливаться при известных исторических условиях.

К советам Лаврова прислушивались деятели и других политических направлений. Известная революционерка Е. Дурново писала ему в конце мая 1881 г.:

«По поручению московского кружка народников обращаюсь к вам с просьбой... изложить ваш взгляд на террор. Вашего отзыва ждут с нетерпением в России. Все выходящее из-под вашего пера всегда у нас читается и читалось с большим интересом, и ваш отзыв в настоящее время по такому важному вопросу принесет молодежи несомненную пользу, поэтому скорейшее появление его чрезвычайно желательно. Каковы бы ни были размеры статьи, мы немедленно ее отпечатаем отдельной ли брошюрой или в ближайшем номере „Черного передела“».

П.Л. Лавров следующим образом определил свое отношение к политическому террору:

«Террор есть оружие крайне опасное и остается опасным в России; тяжелую ответственность берут на себя те, которые к нему прибегают. Исполнительный комитет „Народной воли“ взял на себя эту ответственность и был поддержан долго общественным мнением в России, привлек к себе значительное число живых ее сил. Ошибался он или нет, я судить не решаюсь, так как окончательная неудача не есть доказательство ошибки в теории».

После гибели «Народной воли» ошибки ее обнаружились более или менее ясно. К ним справедливо относили и чрезмерное увлечение террором. Но Лавров продолжал считать народовольчество наиболее приемлемой формой борьбы. Он не сумел понять, что изменение условий требовало и новых форм борьбы. То, что было действительно революционно вчера, сегодня становилось ошибкой. По этому поводу В.И. Ленин писал:

«Когда история делает крутой поворот, даже передовые партии более или менее долгое время не могут освоиться с новым положением, повторяют лозунги, бывшие правильными вчера, но потерявшие всякий смысл сегодня».

Подобного рода диалектика идей и лозунгов оказалась чуждой Лаврову. Именно поэтому он многое недопонимал, отрицательно относился к плехановской группе «Освобождение труда», долгое время не видел ни возможностей, ни перспектив в развитии социал-демократического движения. Только в конце жизни он преодолел эту ошибку.

Важно отметить, что в то время, когда казалось, что реакция полностью восторжествовала, когда революционное подполье было подавлено со страшной жестокостью, Лавров продолжал борьбу. В связи с этим уместно вспомнить слова В.И. Ленина о том, что

«революционер - не тот, кто становится революционным при наступлении революции, а тот, кто при наибольшем разгуле реакции, при наибольших колебаниях либералов и демократов отстаивает принципы и лозунги революции».

Главным поприщем Лаврова в это время стала литературная деятельность, критика упадочнических теорий и реакционных доктрин. Этим целям служили многие его выступления и прежде всего приобретшая большую популярность статья «Учение гр. Л.Н. Толстого». Статья развивала идеи и традиции демократической печати о Толстом. Насколько высоко демократическая печать ставила Толстого как писателя, настолько критически относилась она к его учению и деятельности проповедника. Вышедшие в конце 70-х - начале 80-х годов произведения Толстого «Исповедь», «О непротивлении злу», «В чем моя вера», «Хозяин и работник» и другие несли опасные для общественного прогресса идеи. Содержащиеся в этих произведениях теоретические положения, советы и мысли о нравственности В.И. Ленин называл «противореволюционной стороной учения Толстого». П. Л. Лавров с подобающей для данного случая решительностью выступил с последовательной критикой всей системы философских взглядов Толстого. Это выступление было важным еще и потому, что после закрытия «Отечественных записок» толстовство не подвергалось критическим оценкам с позиций революционного демократизма. Лавров видел в толстовстве явление временное и определял его как своего рода болезнь. Борьба с болезненными явлениями общественной жизни усложнялась расстройством революционного подполья, разбродом в его рядах. Выражением этого стало открытое ренегатство Л. Тихомирова, долгое время слывшего за выдающегося революционера. Его брошюра «Почему я перестал быть революционером?», усердно распространявшаяся полицией по всей России, производила тяжелое впечатление. В этой обстановке Лавров оказался на высоте. Он объяснил причины падения Тихомирова и с еще большей настойчивостью продолжал внедрять в сознание молодежи веру в неизбежность революции и ее неотвратимую победу. Его пропаганда тех лет, работы периода реакции полны оптимизма, уверенности в том, что в России есть силы, которые ее обновят.

В 1892–1896 гг. П.Л. Лавров принял участие в издании сборников «Материалы для истории русского социально-революционного движения» и поместил в них свои статьи «История социализма и русское движение» и «Народники 1873–1878 гг.». В легальной печати под различными псевдонимами он выступал в нескольких изданиях, но особенно много его корреспонденции и статей было напечатано в «Русских ведомостях», одной из самых прогрессивных газет того времени. На закате жизни, в конце 90-х годов, П.Л. Лавров подготовил несколько работ, которые вышли под псевдонимами «С. Арнольди» и «А. Доленги». Среди них надо отметить «Задачи понимания истории», «Кому принадлежит будущее», «Насущные вопросы». Главная мысль всех этих работ выражена в следующих словах:

«Мы, русские люди всех оттенков любви к народу, всех способов понимания его блага, должны работать каждый на своем месте своим орудием, стремиться к одной цели, общей над всем и специальной для нас, русских. Здесь грозная обязанность лежит на русской молодежи, готовой вступать в XX век и которой предстоит создать историю этого века».

* * *

С именем П.Л. Лаврова связано целое направление общественного развития пореформенной России. Его работы послужили делу революционного воспитания народа и во многом сохраняют научное значение и в наше время, хотя мировоззрению П.Л. Лаврова не была присуща диалектика. Для него была характерна абстрактность мышления, доктринерство в выводах, оторванность от реальной жизни, непонимание тех сил революции, которые созревали в недрах России. Этим и объясняется то, почему Лавров оказался позади движения в период деятельности «Земли и воли», не сумел понять кризиса народовольчества в начале 80-х годов и не смог оценить историческое значение социал-демократического движения на его начальной стадии. Но в учении Лаврова о личности и интеллигенции, о социализме и особенно в его теории нравственности содержатся глубокие мысли, имеющие научное значение. Выделить из утопий эти мысли - задача интересная и целесообразная.

Сватиков С.Г. Общественное движение в России. Ростов н/Д, 1905; Богучарский В. Активное народничество 70-х годов. М. 1912; Тун А. История революционных движений в России (книга вышла в 1882 г. и выдержала несколько изданий, среди них наиболее интересное своими приложениями вышло в 1923 г.); Корнилов А. Общественное движение при Александре II. М., 1909; Глинский Б. Революционный период русской истории. М., 1912; и многие другие.

Пажитнов К.А. Развитие социалистических идей в России. Т. 1. Харьков, 1913. С. 142.

Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке. М., 1934; Его же. Русская историческая литература в классовом освещении. М., 1935.

Книжник-Ветров И. П.Л. Лавров. М., 1930; Горев Б. П.Л. Лавров и утопический социализм. // Под знаменем марксизма. 1923. № 6-7.

Лавров П.Л. Избранные сочинения. Т. 1. С. 199.

Там же. С. 202.

Там же. С. 253-254.

Там же. С. 261.

Там же. С. 228.

Былое. 1907. № 2. С. 261.

Г.А. Лопатин. Сб. ст. Пг., 1922. С. 161, 164. См. также: Голос минувшего. 1915. № 10; 1916. № 4. Г.А. Лопатин так описывает это событие: «В начале 1870 г. мне пришлось приехать в Петербург с Кавказа, откуда я бежал. Здесь я встретился с дочерью П.Л. Лаврова – М. П. Негрескул, муж которой в это время сидел в крепости по нечаевскому делу. От М.П. Негрескул... я узнал, что Петр Лаврович страшно рвется из ссылки за границу... Узнав о желании Петра Лавровича бежать из ссылки, я немедленно предложил его родственникам свои услуги... Моей обязанностью было увезти Лаврова из ссылки и доставить его в Петербург. Дальнейшее же путешествие Петра Лавровича за границу уже протекало без моего участия, исключительно при содействии его родственников».

Там же. С. 12.. Там же. С. 128.. Вперед. 1874. № 2. Отдел II. С. 77, 78.

Понятие «народничество», которое установилось в литературе и которым мы пользуемся теперь, далеко не соответствует тому, что существовало в те годы. Нижеследующая формула составляла суть народничества в понимании семидесятника: революционное движение во имя осознанных и непосредственных требований народа. Задача народников, следовательно, сводилась к тому, чтобы революционную борьбу поставить на почву народных интересов. Отсюда менялось отношение к пропаганде абстрактных идей социализма. На первое место ставилась агитация и пропаганда фактом, поступком, жизненным примером. Один из самых известных деятелей того времени, А.Д. Михайлов, писал: «Свои теоретические идеалы и симпатии люди этого направления подчиняли насущным, острым потребностям народа и потому называли себя «народниками» (Народоволец А. Михайлов. Сб. ст. М.; Л., 1925. С. 107).

Лавров П.Л. Народники-пропагандисты. Л., 1925. С. 258.

ГА РФ. Ф. 1762. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.

Там же. Л. 8.

Там же. Оп. 4. Д. 175. Л. 5.

Письмо товарищам в Россию. Женева, 1888. С. 18.

Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 34. С. 10.

Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 23. С. 309.

Ленин В.И. ПСС. 5-е изд. Т. 20. С. 71.

Вестник Народной воли. Женева, 1886. № 5. С. 137.

Арнольди С. Кому принадлежит будущее. М., 1905. С. 225.

Революционные народники надеялись, что смогут спасти русский народ от капиталистической системы хозяйства, свергнув самодержавие и помещиков, и установить народную власть. Борясь за ликвидацию дворянской земельной собственности и передачу земли крестьянским общинам, народники тем самым боролись за крестьянско-буржуазное решение аграрной проблемы.
Народничество исходило из веры в общинный строй крестьянского хозяйства, в особый уклад русской народной жизни. Идеализируя крестьянскую общину, народники рассматривали ее как зародыш будущего социалистического общества. В то же время некоторые идеологи народничества, в частности П. Л. Лавров, отмечали немалую роль капитализма в подготовке экономических предпосылок социализма.
Характерной чертой экономического учения революционных народников было стремление изменить существующий строй, подняв крестьянские массы на восстание. Большая роль в подготовке крестьян к революции отводилась просвещенной части населения - студенчеству и прогрессивно настроенной интеллигенции. Народники 70-х годов восприняли идейное наследие Н. Г. Чернышевского, но внесли и новые идеи в русскую экономическую мысль. Они дали анализ тех новых экономических процессов, которые возникли в результате буржуазной крестьянской реформы.
Идеологами основных направлений революционного народничества были М. А. Бакунин, П. Л. Лавров, П. Н. Ткачев.
В конце 60-х годов в атмосфере ненависти к царю и пережиткам крепостничества, вдохновленные верой в революционность народа, возникли кружки нечаевцев, долгушинцев и бакунистов, представители которых были убеждены, что необходимо только бросить искру в давно готовый к революции народ. Сторонники М. А. Бакунина считали русский народ «прирожденным бунтарем», делали ставку на крестьянские бунты. Это направление революционного народничества придерживалось анархической и бунтарской тактики.
Сторонники П. Л. Лаврова главным в подготовке революции считали пропаганду идей социализма. Однако Лавров и ряд его последователей, убедившись, что пропаганде мешает деспотизм царского государственного строя, изменили свою тактику.
Идеи заговорщической тактики развивал представитель третьего направления в народничестве - П. Н. Ткачев. Сторонники Ткачева исходили из того, что революционная интеллигенция не может ждать «всенародного бунта», а должна организовать революционный заговор и свергнуть государственную власть, якобы «висящую в воздухе».

Бакунизм стал своеобразной разновидностью революционного народничества во второй половине XIX в. Его основоположником был Михаил Александрович Бакунин (1814-1876). Он пошел дальше «дворянской революционности» декабристов, а затем и Герцена и стал революционным демократом. Бакунин был защитником крестьян, твердо веря в революционные порывы простого народа и надеясь на появление на Руси нового Пугачева.
Популярность М. А. Бакунина объяснялась тем, что он, выступая с критикой крепостничества и царизма, звал молодежь к революции, сам участвовал в революции 1848-1849 гг. в Западной Европе, был узником Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей, соратником Герцена и Огарева, ратовал за свободу и единство славянских народов. Правда, им выдвигались лозунги анархизма, но в России воспринимались преимущественно революционно-демократические идеи и призывы Бакунина.
Основные произведения М. А. Бакунина: «Народное дело: Романов, Пугачев, Пестель», «Наша программа», «В России», «Федерализм и социализм» и др.
Социально-экономические воззрения Бакунина складывались в условиях подготовки реформы 1861 г. Уже в 50-х годах он предсказывал неспособность русского правительства провести реформу, которая действительно улучшила бы положение народа. Он утверждал, что недостатки империи нельзя затронуть, не задев интересов правительства.
Большое место в произведениях Бакунина занимала критика капитализма, которая носила прогрессивный характер. Разоблачая буржуазные порядки, он использовал ряд положений К. Маркса, изложенных в первом томе «Капитала». Бакунин описывал классовые противоречия в буржуазном обществе, безжалостную эксплуатацию народа буржуазией, процветание которой, как он отмечал, основано «на нищете и на экономическом рабстве пролетариата» 4[Бакунин М. А. Кнуто-германская империя и социальная революция // Избр. соч. Т. 2. М.; Пг., 1919. С. 26-27]. Взгляды Бакунина на собственность были предопределены его теорией об отмене права наследования. Бакунин вел постоянную борьбу с защитниками капиталистического общества, подчеркивая классовый характер буржуазной науки. Развенчивая демагогические лозунги буржуазии о свободе, он вскрывал истинную суть буржуазных свобод: это «не что иное, как возможность эксплуатировать силою капитала труд рабочих» 5[Бакунин М. А. Усыпители // Там же. Т. 4. С. 34]. Источником «народного богатства» он считал «народный труд», крторый отдан на разграбление биржевых спекулянтов, аферистов, богатых собственников и капиталистов.
Бакунин писал о разделении труда на умственный и физический и полагал, что в будущем обществе люди умственного труда «обратят... открытия и приложения науки на пользу всех и прежде всего на облегчение и облагорожение труда, этой единственно законной и реальной основы человеческого общества» б[Бакунин М. А. Всестороннее образование//Там же. С. 49-50]. Он ратовал за организацию «большой общины» в будущем социалистическом обществе.
Бакунинское направление в народничестве имело анархическую окраску. Ненависть к царской монархии и буржуазным государствам Западной Европы Бакунин переносил на государство вообще, заявляя, что любая власть порождает эксплуатацию. Выступая за революционное разрушение государства, он рисовал социализм как свободную федерацию рабочих ассоциаций и земледельческих общин, основанную на самоуправлении и абсолютной свободе личности. Движущей силой революционного переворота Бакунин считал крестьянство, а также городскую бедноту и деклассированные элементы. Поскольку, по его мнению, народ всегда готов к восстанию, то толчок к началу революции должны дать революционеры-бунтари. В середине 60-х годов Бакунин создал анархистскую организацию «Международный альянс социалистической демократии», которая в 1868 г. была принята в I Интернационал. В 1872 г. за подрывную деятельность Бакунин и члены его организации были исключены из I Интернационала.
В условиях России революционно-демократические концепции Бакунина были направлены против крепостничества и царского самодержавия и имели прогрессивный характер. Но в Западной Европе, в странах с развитым рабочим движением, его анархизм приобретал реакционные черты. К. Маркс и Ф. Энгельс вскрыли буржуазную; сущность анархистских теорий. В. И. Ленин охарактеризовал бакунизм как одну из форм непролетарского домарксового социализма, порожденного отчаянием мелкой буржуазии.

Петр Никитич Ткачев (1844-1885) - представитель третьего направления революционного народничества, возлагавшего надежды на свершение социальной революции посредством захвата власти, политического переворота и установления диктатуры «революционного меньшинства». Защитник интересов крестьянства, которое по традиции держится «принципов общинного владения», Ткачев тем не менее считал, что оно не может играть активную роль в социальной революции. В этом он расходился как с приверженцами Бакунина, так и со сторонниками Лаврова, которые верили, что революцию совершат сами народные массы. В 1861 г. за революционную деятельность Ткачев был исключен из университета и в 1873 г. эмигрировал в Западную Европу, где сотрудничал в журнале «Вперед!», а после разрыва с П. Л. Лавровым издавал журнал «Набат» (1875-1881). В работах «Статистические очерки России», «Из Великих Лук», «Мужик в салонах современной беллетристики» Ткачев подвергал сокрушительной критике экономическую отсталость крепостнической России. На основании статистических данных он вскрыл причины бедственного положения крестьянства, которые видел в крайне низкой производительности крестьянского труда. Выступая с традиционно народнических позиций, Ткачев идеализировал крестьянскую общину и надеялся, что ее совершенствование и дальнейшее развитие дадут возможность России избежать «жалкой участи капиталистической Западной Европы.
В ряде мест Ткачев правильно констатировал неизбежность капитализма в России, но продолжал искать пути некапиталистического развития. Название журнала «Набат» вполне отвечало задачам Ткачева, собиравшегося спасать Россию путем революции, пока капитализм не охватил всего социально-экономического строя страны 19[См.: Ткачев П. Н. Что же теперь делать? // Избр. соч. Т. 3. М„ 1932. С. 344] Выполнение этой задачи Ткачеву представлялось вполне реальным, поскольку он исходил из ошибочного мнения, будто царское правительство не имеет прочной основы в России.
Экономические взгляды Ткачева на западноевропейский капитализм представляют собой своеобразное сочетание правильных идей, отражавших влияние трудов Н. Г. Чернышевского, отчасти К. Маркса, и воззрений буржуазной политической экономии. Ткачев считал «экономический фактор» главнейшим условием развития общества и придавал большое значение экономической борьбе отдельных классов, ибо «вся современная западноевропейская экономическая практика держится на соперничестве, как средневековая - на феодальной земельной собственности» 20[Ткачев П. Н. Рецензия на книгу Н. Рождественского «О значении Д. С. Милля // Там же. Т. 5. М., 1935. С. 320]. Ткачеву была присуща психологическая трактовка конкуренции: он делал вывод, что ее не будет при социализме только потому, что она неразумна.
Ткачев рассматривал некоторые категории политической экономии. Основу жизни и развития общества он находил в труде, считая, что «только труд обусловливает собой общее счастье и благосостояние» 21[См.: Ткачев П. Н. Рецензия на книгу Бехера «Рабочий вопрос» // Там же. С. 444]. Ткачев постоянно констатировал наличие при капитализме противоречия между трудом и капиталом. Он отмечал эксплуататорский характер прибыли и утверждал, что труд лежит в основе ценности каждого предмета. Однако Ткачев остановился перед трудностями соизмерения количества и качества труда, которые привели его к попытке определить ценность при помощи вульгарной теории спроса и предложения.
В отличие от Бакунина Ткачев отводил государству после победы революции важную роль, хотя ошибочно обосновывал ее неспособностью народа к самостоятельному революционному творчеству.
В целом идеи Ткачева были прогрессивными для своего времени. Он призывал к антифеодальной революции, намечал ее программу, хотя и писал часто о социализме. Ф. Энгельс, критиковавший народнические взгляды Ткачева, отмечал, однако, что они оказали большое влияние на программу и тактику революционной организации «Народная воля». В. И. Ленин писал, что подготовленная проповедью Ткачева попытка народовольцев захватить власть была величественной.
После 70-х годов народничество в силу изменения исторической ситуации в пореформенной России, и в первую очередь социальной природы крестьянства, развивалось в двух направлениях: одно перерождалось в мелкобуржуазный либерализм, другое эволюционировало в сторону социал-демократии.

Крупный экономист В. В. Берви (псевд. Н. Флеровский) (1829-1918) по своим экономическим воззрениям был близок революционным народникам. Он являлся автором более 50 работ по социально-экономическим проблемам, важнейшие из которых «Положение рабочего класса в России» (1869), «Азбука социальных наук» (1871), «Податная реформа и общественные институты справедливости» (1871), «Три политические системы» (1897) и др. За свою революционную деятельность Берви-Флеровский неоднократно подвергался арестам.
Экономические взгляды В. В. Берви были довольно противоречивыми. Так, под влиянием народничества он решительно отстаивал интересы крестьянства, выступал против помещичьего гнета и остатков крепостничества. По его мнению, капитализм в России был случайным явлением, развитие кеторого можно остановить путем укрепления разлагающейся сельской общины.
Следует отметить, что у Берви-Флеровского критика помещичьего землевладения давалась, как и у Чернышевского, с позиций трудового крестьянства 22[Берви-Флеровский В. В. Работник земледельческой России // Избр. экон. произв. Т. 1. М., 1958. С. 285]. Но Берви нередко склонялся к умеренным реформам, таким, как выкуп помещичьих земель, обложение помещиков прогрессивным налогом, запрещение права наследования и т. п. Ратуя за сохранение сельской общины, он вместе с тем видел ее разложение и хотел спасти этот «великий принцип» для России.
Берви-Флеровский подвергал резкой критике капитализм, обращая внимание на тяжелое положение рабочих и непримиримость классовых противоречий между рабочими и капиталистами. Он видел прогрессивность крупного производства, говорил о росте производительности труда и одновременно показывал отрицательное влияние крупного капиталистического производства на положение рабочего класса.
В произведении Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России» собран огромный фактический материал. В нем показано состояние промышленности, кустарных промыслов и земледелия. Флеровский очень точно описал тяжелое, бесправное положение крестьянства и фабрично-заводских рабочих. Он заявил, что капитализм, так же как и феодализм, является антинародным обществом. Указанная книга получила высокую оценку К. Маркса, который считал, что это первое произведение, «где сообщается правда об экономическом положении России». В целом одобряя работу Флеровского, Маркс в письме Энгельсу подчеркивал, что она является самой значительной книгой после «Положения рабочего класса в Англии». Маркс видел и недостатки книги Берви-Флеровского, указывал, что она» «в некоторых местах не вполне удовлетворяет критике с точки зрения чисто теоретической», «кое-где есть небольшая доза благодушного пустословия» 23[См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 16. С. 427-428; Т. 32. С. 357-358].
Один из таких недостатков - идеализация мелкого производства, прудоновские иллюзии о главной роли денежного кредита, о возможности отношений товарищества между рабочими и капиталистами. Как мелкобуржуазный социалист, Берви-Флеровский мечтал о новом, справедливом обществе, подчеркивал самобытное развитие России. Конечным идеалом Берви-Флеровского было коммунистическое общество, в котором отсутствует эксплуатация, труд является основным условием существования всех граждан, господствует коллективная собственность, высокая производительность труда обеспечивает изобилие продуктов и распределение их по потребностям. Эти идеи переплетаются с мелкобуржуазными иллюзиями и утопическими надеждами на переход к справедливому обществу путем реформ и просветительской деятельности государства, сориентированной на все классы. Но у Берви-Флеровского есть высказывания о недостаточности мирных методов борьбы с существующим строем. Так, в работе «Три политические системы» встречаются предложения в пользу революционных методов борьбы. Автор говорит, что действительная конституция может быть добыта только руками трудящегося народа и за счет крови этого народа.

РЕВОЛЮЦИОННО-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ НАРОДОВ РОССИИ.

В XIX в. в Прибалтике процесс перехода от феодализма к капитализму сопровождался разорением и крайним обнищанием крестьянства, что в свою очередь привело к мощному подъему классовой борьбы. Одним из основных требований крестьян было получение земли. Поэтому на критике феодальных отношений было сосредоточено внимание прогрессивных деятелей того времени.
Литва. Революционно-демократическое направление в экономической мысли здесь сформировалось в 30-е годы XIX в. Методологической основой его было учение о «естественном праве».
Литовский революционный демократ С. Даукантас (1783-1864) подверг всесторонней критике систему феодальной эксплуатации. Он считал, что феодальные отношения противоречат естественному праву, здравому смыслу. Даукантас пытался показать, что эти отношения в Литве - временное явление. При этом подчеркивалось, что народное хозяйство Литвы пришло в упадок, а общество разделилось на богачей и бедных. Упадок экономической жизни, писал литовский мыслитель, привел страну к политическому разложению.
С. Даукантас пытался выяснить причины, способствовавшие проникновению феодализма в Литву. Он выделил две главные: 1) стремление одних людей господствовать над другими и присваивать чужой труд (врожденный эгоизм) и 2) иностранное вмешательство. Хотя Даукантас идеализировал общинный строй, но подчеркивал, что свободным является лишь тот народ, который может пользоваться плодами своего труда, ибо труд - создатель всех человеческих ценностей. С. Даукантас, рассматривая различные виды трудовой деятельности, значительное место отводил анализу торговли, поскольку она способствует товарному обмену. Высшим достижением хозяйственного развития он признавал появление денег. «Деньги в торговле то, что кровь в человеческом теле»,- писал С. Даукантас. Однако деньги не есть самоцель, они лишь средство товарообмена. С. Даукантас описывал историю появления денег, показывал их значение в жизни общества 10.
После поражения восстания 1830-1831 гг. некоторые его участники - И. Гоштаутас (1800-1871), К. Забитис-Незабитаускис (1779-1837) и др.- проанализировали причины поражения и сформулировали новую программу. Всю свою творческую энергию эти революционные демократы посвятили анализу социальных проблем. Считая национальный вопрос частью социального, они заявляли, что без уничтожения феодальных отношений нельзя добиться национального освобождения. Так, И. Гоштаутас резко осуждал крепостничество, называл ужасными порядки, при которых один человек является собственностью другого. По глубокому убеждению Гоштаутаса, крестьяне недостаточно активно участвовали в восстании 1830- 1831 гг., потому что руководители его не объявили о своем намерении ликвидировать крепостное право. Он критиковал феодальную налоговую систему, поскольку вся тяжесть налогов падала на малоимущие слои общества, ратовал за справедливый налог, ибо тот, кто располагает большим доходом, должен больше давать в казну государства.
Аналогичную концепцию развивал и К. Забитис-Незабитаускис. Он считал, что социальное неравенство - результат злой воли людей, монархический строй не соответствует здравому смыслу и не в состоянии обеспечить свободу граждан. Забитис-Незабитаускис стремился доказать, что рабовладельческий строй и феодализм могут существовать лишь в том случае, если в стране все зиждется на тирании монархизма, абсолютизма. Когда люди поймут свои естественные права, они с оружием в руках поднимутся против деспотизма и тирания будет уничтожена на все времена. Тогда и люди будут жить, как братья.
В 60-е годы XIX в. революционно-демократическое течение экономической мысли в Литве много внимания уделяло практической стороне дел, воспринимая популярные тогда в Западной Европе и России экономические концепции. Особенно серьезное влияние оказали идеи русских революционеров-демократов.
Накануне восстания 1863-1864 гг. будущие его руководители М. Акелайтис, Я. Даукшис, С. Сераковский были хорошо знакомы с идеями русских революционных демократов, некоторые из них (М. Акелайтис, С. Сераковский) поддерживали личные контакты с А. Герценом и Н. Чернышевским, а Сераковский сотрудничал в «Современнике».
Литовские революционные демократы активно изучали социальные проблемы, решение которых, по их мнению, способствует росту революционного самосознания масс. Правда, они ошибочно считали, что отношения между людьми определяются степенью их образованности. В этом сказывалось сильное влияние идей французских просветителей. Сераковский был уверен, что общество развивается, но неравномерно. В одной стране в силу роста уровня просвещения, считал он, проводятся социальные реформы, в другой этого не наблюдается. В таком случае необходима революционная борьба. Революционное же сознание масс, заявлял он, является плодом кропотливой просветительской работы. Такого мнения кроме Сераковского придерживались М. Акелайтис, Я. Даукшис и др. Каков должен быть социальный строй в случае победы восстания, ясного представления не было. Так, С. Сераковский выступал за социализм, однако четкой формулировки того, что понималось под социализмом, не дал.
Латвия. Революционные демократы начала 60-х годов здесь были связаны с организацией «Земля и воля». Они хотели крестьянское движение в Латвии объединить с революционным выступлением литовских и польских крестьян.
Латышские революционные демократы агитировали крестьян поднять восстание против помещиков в окрестностях Валмиеры, Цесиса, Смилтене, Вецпиебалги. С этой целью распространялись рукописные прокламации и памфлеты, в которых рассказывалось о бесправном положении крестьянства.
Наиболее известным латышским революционным демократом был Петр Баллод (1839-1918). О его взглядах можно судить по написанным им прокламациям. Так, при аресте была обнаружена статья «Предостережение», написанная рукой П. Баллода. В ней подчеркивалось, что в России приближается крестьянская революция, что революцию делают народные массы 11[См.: Валескалн П. И. Революционный демократ Петр Давыдович Баллод. Рига, 1957. С. 60].
П. Баллод написал и размножил в 1862 г. прокламацию «Офицеры», в которой он призывал офицеров перейти на сторону революции. В ней он кратко излагает свои взгляды на задачи социального переустройства России. «Каждый русский знает, что для блага его родины необходимо: освободить крестьян с землей, выдав помещикам вознаграждение, освободить народ от чиновников, от плетей и розг; дать всем сословиям одинаковые права на развитие своего благосостояния; дать обществу свободу самому распоряжаться своими делами, устанавливать законы и налоги через своих выборных» 12[Там же. С. 47] .
Изложенная П. Баллодом программа экономических и политических преобразований была близка программе, содержавшейся в прокламации «Молодая Россия» 1862 г. Как известно из воспоминаний П. Баллода, он был знаком с этой программой и поддерживал изложенные в ней идеи.
К. Маркс, Ф. Энгельс в работе «Альянс социалистической демократии и Международное Товарищество Рабочих» дали высокую оценку этой программы. Они писали: «Этот манифест содержал ясное и точное описание внутреннего положения страны, состояния различных партий... и, провозглашая коммунизм, делал вывод о необходимости социальной революции» 13[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 433].
Эстония. Массовое крестьянское движение во второй четверти XIX в. активизировало в Эстонии прогрессивную общественную мысль.
Иоганн Кристофер Петри (1762-1851) критиковал феодальный строй за экономическую нерентабельность и низкую производительность. Петри отстаивал интересы крестьян. Он требовал их полного освобождения, был сторонником революционных методов борьбы 14[См.: Очерки из истории экономической мысли в Эстонии в XIX столетии. Таллин, 1956. С. 38, 42, 43].
Во второй половине прошлого столетия борьба крестьян за землю еще более обострилась. Это отразилось и на экономических концепциях прогрессивных мыслителей Эстонии. Так, деятельность демократа Иоганна Келера (1828-1899) начиная с 60-х годов была неразрывно связана с борьбой за крестьянские интересы. Основную причину тяжелого положения крестьян он видел в безземелье, подчеркивая, что земля является историческим достоянием прибалтийского крестьянства 15[Литературный музей ЭССР. Отдел рукописей, ф. 69, д. 13/7, л. 25; ф. 69, д. 14/6, л. 8]. Позднее он предлагал выкупить арендные крестьянские земли за государственные деньги, передать их крестьянам или установить более низкие, обязательные для помещиков цены на землю, а также уменьшить ставки арендной платы.
Еще дальше пошел в своих требованиях демократ Карл Роберт Якобсон (1841 -1882). В издаваемой им газете «Сакала» он вел борьбу как с помещиками, так и с их союзниками среди эстонской буржуазии. В своей политической программе Якобсон ставил на первое место борьбу против прибалтийского дворянства с целью полного уничтожения его власти.
В экономических воззрениях Якобсона главное место занимает аграрная проблема. Он выступал как защитник интересов сельского мелкого производителя, будучи убежден, что земледелие является самой важной отраслью производства. Эту мысль он развивал неоднократно. Его экономическая программа исходила из нужд крестьянства, осуждала «прусский путь» развития капитализма, идеалом считала независимого от помещика мелкого производителя 16[См.: Якобсон К. Р. Наука и закон на поле. СПб., 1869. С. 12, 6]. Якобсон мечтал о наделении землей всех крестьян, в том числе батраков и бобылей, добивался наиболее благоприятных для крестьян условий покупки земли. Основным пунктом его программы было требование о нормировании предельной цены за крестьянский надел. Якобсон настаивал на продаже земли маленькими участками, был сторонником внутренней колонизации. Он боролся против феодального выкупа крестьянских наделов, а также против всех дворянских привилегий (свободы от налогового обложения, права охоты и др.).
В экономических взглядах Якобсона важное место занимали вопросы агротехники. Он был сторонником роста товарности сельского хозяйства. Ему принадлежит целый ряд брошюр и статей, посвященных сельскому хозяйству 17[См.: Кэбин А. К. Р. Якобсон как вождь эстонских крестьян. Таллин, 1933. С. 88]. Якобсон указывал на необходимость снабжения крестьян сельскохозяйственным инвентарем, призывал к созданию крестьянских обществ для борьбы против помещиков. Фактически он был сторонником «американского пути» развития капитализма в сельском хозяйстве. Большое значение Якобсон придавал развитию торговли и мореплаванию, так как видел в них в первую очередь отрасли, обслуживающие сельское хозяйство. Якобсон, отмечая некоторые свойственные капитализму противоречия, приходил к выводу, что буржуазное развитие не является гармоничным, но до критики экономической системы капитализма не дошел 18[Сакала. 1881. № 34. С. 49]. Противоречия между хозяевами и батраками Якобсон надеялся устранить путем просвещения последних, от хозяев требовал человеческого обращения со своими работниками 19[См.: Якобсон К. Р. Указ. соч. С. 17, 18].
Экономические взгляды К. Р. Якобсона отражали интересы уже втянувшегося в товарное производство крестьянства в период перехода от феодализма к капитализму.

4. Казахст ан и Средняя Азия.

Экономические идеи, затрагивавшие интересы народа и выражавшие идеологию различных классов, в Казахстане и Средней Азии не были представлены самостоятельной наукой. Экономическая мысль не отделилась еще от общих знаний об обществе, не было специальных работ по истории экономической мысли. И все же высказывания прогрессивных деятелей, докладные записки правителей, дневники путешественников, материалы периодической печати являются ценными источниками экономической мысли народов рассматриваемого региона.
Казахстан. Родоначальником социально-экономической мысли в Казахстане является выдающийся казахский просветитель и демократ Ч. Валиханов, воспринявший передовые идеи русских просветителей и революционеров. Демократические идеи, выдвинутые Ч. Валихановым, были развиты и продолжены другими казахскими демократами - поэтом Абаем Кунанбаевым и общественным деятелем Ибраем Алтынсарином.
Чокан Валиханов (1835-1865) был оригинальным мыслителем, пытавшимся по-своему объяснить общественные процессы, применить положения экономической теории к условиям Казахстана. Однако он не воспринял революционной теории русских революционных демократов и возлагал большие надежды на реформы. Наиболее важными казахский просветитель считал реформы экономические и социальные, прямо касающиеся насущных нужд народа 40[См.: Валиханов Ч. Собр. соч. Т. I. Алма-Ата, 1961. С. 495].