Содержание статьи

РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ, религиозное сообщество, объединенное исповеданием единой христианской веры и участием в единых таинствах, руководимое священниками и церковной иерархией, во главе которой стоит папа Римский . Слово «католический» («вселенский») указывает, во-первых, на обращенную ко всему роду человеческому миссию этой церкви и, во-вторых, на тот факт, что членами церкви являются представители всего мира. Слово «римский» говорит о единстве церкви с епископом Римским и его главенстве над церковью, а также служит для отличия от других религиозных групп, использующих в своем названии понятие «католический».

История возникновения.

Католики верят, что церковь и папство были учреждены непосредственно Иисусом Христом и пребудут до конца времен и что папа есть законный преемник св. Петра (а значит, наследует его примат, первенство среди апостолов) и викарий (заместитель, наместник) Христа на земле. Они верят также, что Христос дал своим апостолам власть: 1) проповедовать его Евангелие всем людям; 2) освящать людей посредством таинств; 3) руководить и управлять всеми теми, кто принял Евангелие и крестился. И наконец, они верят, что этой властью наделены католические епископы (как преемники апостолов), возглавляемые папой, который обладает верховной властью. Папа, будучи учителем и защитником богооткровенной истины церкви, непогрешим, т.е. безошибочен в своих суждениях по вопросам веры и морали; Христос гарантировал эту непогрешимость, когда обещал, что истина всегда будет с церковью.

Признаки церкви.

В соответствии с традиционным учением, эту церковь отличают четыре характеристики, или четыре существенных признака (notae ecclesiae): 1) единство, о котором св. Павел говорит: «одно тело и один Дух», «один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф 4:4-5); 2) святость, которую усматривают в церковном учении, богослужении и святой жизни верующих; 3) католичность (определенная выше); 4) апостоличность, или происхождение установлений и юрисдикции от апостолов.

Учение.

Главные моменты учения Римско-католической церкви изложены в Апостольском , Никейско-Константинопольском и Афанасьевском символах веры, в более полном виде они содержатся в исповедании веры, используемом при посвящении епископов и священников, а также при крещении взрослых. В своем учении Католическая церковь опирается также на постановления вселенских соборов, и прежде всего Тридентского и Ватиканских, особенно в отношении первенства и непогрешимой учительной власти папы Римского.

К главным моментам вероучения Римско-католической церкви относятся следующие. Вера в единого Бога в трех божественных Лицах, различных между собой и равных друг другу (Отец, Сын и Святой Дух). Учение о воплощении, страданиях, смерти и воскресении Иисуса Христа, и соединение в его личности двух природ, божественной и человеческой; божественное материнство Пресвятой Марии, девственной до рождения Иисуса, при рождении и после него. Вера в подлинное, реальное и субстанциальное присутствие Тела и Крови с душой и божественностью Иисуса Христа в таинстве евхаристии. Семь таинств, установленных Иисусом Христом для спасения человечества: крещение, миропомазание (конфирмация), евхаристия, покаяние, елеосвящение, священство, брак. Вера чистилище, воскресении мертвых и вечной жизнь. Учение о первенстве, не только чести, но и юрисдикции, епископа Римского. Почитание святых и их образов. Авторитет апостольского и церковного Предания и Священного Писания, которые могут быть истолкованы и поняты только в том смысле, которого придерживалась и придерживается католическая церковь.

Организационная структура.

В Римско-католической церкви высшая власть и юрисдикция над духовенством и мирянами принадлежит папе, который (начиная со Средних веков) избирается коллегией кардиналов на конклаве и сохраняет свои полномочия до конца жизни или законного отречения. Согласно католическому учению (зафиксированному в римско-католическом каноническом праве), вселенский собор не может состояться без участия папы, за которым закреплено право созывать собор, председательствовать на нем, определять повестку дня, переносить, временно приостанавливать работу вселенского собора и утверждать его решения. Кардиналы образуют коллегию при папе и являются его главным советниками и помощниками в управлении церковью. Папа не зависит от принятых законов и назначенных им или его предшественниками должностных лиц и обычно свою административную власть осуществляет в соответствии с Кодексом канонического права через посредство конгрегаций, судов и канцелярий Римской курии. На своих канонических территориях (называемых обычно диоцезами, или епархиями) и в отношении своих подчиненных патриархи, митрополиты, или архиепископы, и епископы действуют в рамках ординарной юрисдикции (т.е. связанной по закону с должностью, в отличие от делегированной юрисдикции, связанной с конкретным лицом). Своей юрисдикцией обладают также некоторые аббаты и прелаты, а также главные иерархи привилегированных церковных орденов, но последние только по отношению к собственным подчиненным. И наконец, священники обладают ординарной юрисдикцией в пределах своего прихода и по отношению к своим прихожанам.

Членом церкви верующий становится, исповедав христианскую веру (в случае младенцев за них это делают крестные родители), приняв крещение и подчинившись авторитету церкви. Членство дает право участия в остальных церковных таинствах и литургии (мессе). После достижения разумного возраста каждый католик обязан подчиняться предписаниям церкви: участвовать в мессе по воскресным и праздничным дням; поститься и воздерживаться от мясной пищи по определенным дням; исповедоваться по крайней мере один раз в год; причащаться во время празднования Пасхи; вносить пожертвования на содержание своего приходского священника; соблюдать церковные законы касательно брака.

Различные обряды.

Если Римско-католическая церковь едина в вопросах веры и морали, в послушании папе, то в области литургических форм богослужения и просто дисциплинарных вопросов допускается и все больше поощряется разнообразие. На Западе доминирует Латинский обряд, хотя сохраняются еще Лионский, Амвросианский и Мосарабский обряды; среди восточных членов Римско-католической церкви встречаются представители всех существующих ныне восточных обрядов.

Религиозные ордена.

Историки отмечают важный вклад в развитие культуры и христианской культуры, сделанный орденами, конгрегациями и другими религиозными институтами. И сегодня они играют заметную роль, как в собственно религиозной сфере, так и в области образования и социальной деятельности. .

Образование.

Католики считают, что право на образование детей принадлежит их родителям, которые могут пользоваться помощью других организаций, и что подлинное образование включает образование религиозное. Для этой цели католическая церковь содержит школы всех уровней, прежде всего в тех странах, где в программы государственных школ не включены религиозные дисциплины. Католические школы бывают понтификальными (папскими), епархиальными, приходскими или частными; часто преподавание поручается членам религиозных орденов.

Церковь и государство.

Папа Лев XIII подтвердил традиционное католическое учение, заявив о церкви и государстве, что каждая из этих властей «имеет определенные границы, в которых она и пребывает; эти границы определяются природой и непосредственным источником каждой. Вот почему их можно рассматривать как определенные, четко очерченные сферы деятельности, причем каждая власть в рамках своей сферы действует в соответствии с собственным правом» (энциклика Immortale Dei, 1 ноября 1885). Естественное право возлагает на государство ответственность только за вещи, имеющие отношение к земному благу людей; позитивное божественное право возлагает на церковь ответственность только за вещи, относящиеся к вечному уделу человека. Поскольку человек является одновременно и гражданином государства и членом церкви, возникает необходимость регулирования правовых отношений между обоими властями.

Статистические данные.

По оценкам статистиков в 1993 в мире насчитывалось 1040 млн. католиков (ок. 19% населения земного шара); в Латинской Америке – 412 млн.; в Европе – 260 млн.; в Азии – 130 млн.; в Африке – 128 млн.; в Океании – 8 млн.; в странах бывшего Советского Союза – 6 млн.

К 2005 количество католиков составило 1086 млн. (ок. 17% населения земного шара)

За время понтификата Иоанна Павла II (1978–2005) количество католиков в мире выросло на 250 млн. чел. (44%).

Половина всех католиков проживает в странах Северной и Южной Америки (49,8%) проживает в Южной или Северной Америке. В Европе католики составляют одну четвертую (25,8%) от общего количества. Наибольшее увеличение количества католиков произошло в Африке: в 2003 их количество выросло на 4,5 % по сравнению с предыдущим годом. Самой большой католической страной мира является Бразилия (149 млн. чел.), второй – Филиппины (65 млн. чел.). В Европе наибольшее количество католиков живет в Италии (56 млн.).

После разрушения Иерусалима в 78 г. христианской эры Иерусалимская церковь временно перестала существовать и на первое место стала выдвигаться Римская община и авторитет ее епископа.

Основываясь на центральном положении Рима, как имперского города, и на происхождении кафедры от первоверховных апостолов, Римский епископ уже с третьего века начинает высказываться о своем главенствующем положении в Церкви, в чем были с ним не согласны епископы восточных провинций Римской империи.
Мы уже упоминали о церковно-административном возвышении ряда городов и областей в обширной Римской империи, начиная со второго и третьего веков. Так Ириней Лионский признавался главой всей Галлии, Киприан Карфагенский считал подведомственными епископов Мавританских и Нумидийских, Александрийские епископы управляли церквами Египта, Ефесские - церквами Малоазиатскими, а Римская церковь возглавляла Римскую область. Впоследствии, постановлением Вселенских Соборов ряд церквей был признан первенствующими по своему религиозному и гражданскому положению. Это не нарушало равенства между ними, и вопросы, касающиеся всей Церкви, решались всей Церковью - ее Вселенскими Соборами.
34-е Апостольское правило говорит: “Епископам всякого народа подобает знать первого из них и признавать его, как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его согласия: каждому делать только то, что касается его епархии и мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего не творит без согласия всех. Так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святой Дух”. В этом правиле отчетливо выражен принцип соборности.
Вообще, Апостольские правила и правила древних Соборов не допускают ни самовластия первенствующего епископа, ни тем более - абсолютизма в Церкви. Высшая инстанция для разрешения религиозно-канонических вопросов принадле-жит собору епископов - Поместному или, если того требуют обстоятельства, - Вселенскому.
Тем не менее исторические обстоятельства складывались так, что влияние Римского епископа продолжало расти. Этому способствовало нашествие варваров в конце IV столетия и переселение народов Европы. Волны варваров двигались по древнеримским провинциям, смывая все следы христианства. Среди вновь обра-зующихся государств Рим выступает в качестве носителя апостольской веры и пре-дания. Возвышению авторитета Римского епископа способствовали и религиозные волнения с IV по VIII столетия в Византийской империи, когда Римские епископы выступали защитниками Православия. Так постепенно у Римских епископов стало возрастать убеждение, что они призваны руководить жизнью всего христианского мира. Новым толчком к укреплению деспотических претензий Римских епископов явился в 4-ом столетии декрет императора Грациана, признавший в лице Римского папы “судию всех епископов”. Уже в V столетии папа Иннокентий объявил, что “ничего нельзя решать без сношения с Римской кафедрой и, особенно в делах веры, все епископы должны обращаться к Апостолу Петру,” т.е. к Римскому епископу. В VII в. папа Агафон потребовал, чтобы все постановления Римской Церкви принимались всей Церковью, как правило, утвержденное словами Апостола Петра. В VIII в. папа Стефан писал: “Я - Петр апостол, по воле Божественного милосердия званный Христом, Сыном Бога Живого, поставлен Его властью быть просветителем всего мира”.
Эти все возрастающие претензии пап сначала не принимались серьезно восточными епископами и не разделяли Церковь. Всех связывало единство веры, таинств и сознания принадлежности к единой апостольской Церкви. Но, к не-счастью христианского мира, это единство было разбито Римскими епископами в XI и последующих веках искажениями и нововведениями в области вероучительной (догматической) и канонической (церковных законов). Отчуждение Римской Церкви начало углубляться введением ими новых догматов, сначала об исхождении Святого Духа “и от Сына”, с внесением этих слов в Символ веры, потом - о непорочном зачатии Пресвятой Девы Марии, о чистилище, о сверхдолжных заслугах, о папе, как наместнике Христа, главе всей Церкви и светских государств, о непогрешимости Римского епископа в делах веры. Одним словом, стало искажаться самое учение о природе Церкви.
Все возрастающие претензии на главенство Римского епископа и введение учения об исхождении Святого Духа привели к разделению Церквей на Восточно-Греческую и на Западно-Римскую (или католическую). Официальной датой разде-ления считается 1054 г., когда кардинал Гумберт положил на престол святой Софии в Константинополе папское послание, предававшее проклятию всех несогласных с Римской церковью.
В религиозной жизни Европы XI столетие ознаменовано победой папства над светской властью. Рим становится владыкой западного мира. Стремление к светской власти и участие в политической борьбе не являлось делом отдельных пап, но выте-кало из всей папской системы. Папа Пий IX объявил обязательным для верующего католика признание за Римским епископом светской власти. По мановению папы целые народы, взяв меч и крест, идут сражаться против каждого, кого папа назовет своим врагом. В XIII столетии папа не только раздает королевские короны, решает споры князей, но одним своим словом возбуждает или останавливает войны, назна-чает или низлагает королей и императоров, особождает их поданных от присяги и т.д.
В своей борьбе за власть папы не унимались, но пользовались любым случаем, чтобы напомнить о своем “первенстве” и “непогрешимости”. Так, папа Бонифа-ций VIII в 1302 году пишет в свой булле: “Мы объявляем также, что святой апо-стольский престол и Римский первосвященник обладает верховенством над всем миром, и что этот Римский первосвященник есть преемник Апостола Петра, князь апостолов, наместник Христа на земле, глава всей Церкви, и отец, и учитель всех христиан”. Подобные слова можно найти в постановлениях Ватиканского Собора в 1870 году в “Своде канонического права”, опубликованном в 1917 году папой Бене-диктом XV, сказано: “Римский первосвященник, преемник первенства блаженного Петра, и не только имеет первенство чести, но высшую и полную юридическую власть над всей церковью”. Эти все возрастающие претензии Римских епископов постепенно увеличивали брешь между Православной и Католической Церковью. Начиная с XI-го столетия, Православная Церковь вынуждена была давать отпор честолюбивым домогательствам Римских епископов, оберегая принцип канониче-ской самостоятельности Поместных церквей, установленный апостолами.
В борьбе за светскую власть над миром епископ Рима входит в противоречие с христианским учением, ибо меч не к лицу в руках “наместника” кроткого Иисуса и глубоко искажает сущность епископского служения. Многие представители Церкви и отдельных народов начали это сознавать. С XIV века начался религиозный и нрав-ственный упадок папства. Его власть становится все более светской с ее интригами, пышностью и алчностью к земным богатствам. Большинство народонаселения начало стонать под деспотическим гнетом представителей папского двора. Немецкий историк говорит: “Духовенство относится с презрением к изучению богословия, пренебрегает Евангелием и сочинениями святых отцов, оно молчит о вере, благочестии и других добродетелях, оно не говорит о заслугах Спасителя и Его чудесах... И таким людям поручают высшие посты Церкви, называя их пастырями душ!”
Результаты вскоре сказались. В начале XVI столетия родился в Германии Протестантизм - протест против злоупотреблений Римского епископа, и, в частности, - преступной инквизиции и продажи индульгенций (отпущения грехов за денежную мзду). С веками протестантизм распался на множество сект.
Рим и Россия
Для нас, русских, важно рассмотреть, каковы были взаимоотношения между Россией и Римом на протяжении истории. Уже на заре крещения Руси (в конце X столетия) Римский папа послал в Корсунь посольство, чтобы отклонить князя Владимира от союза с Православной Византией. С той целью посылались посольства в Киев. Папа пытался влиять через королей Польши и Чехии, а также старался использовать княжеские междоусобицы. При нашествии татар на Россию, папы направляют на нее оружие шведов, меченосцев и венгров. Потерпев неудачи на поле брани при кн. Александре Невском, папа предлагает свою помощь против татар. Получив ответ: “Не в силе Бог, а в правде,” - папа отвечает вооруженными наступлениями в XIII веке, и снова - в смутное время в 1605-1612 гг.
Наступательная позиция Рима в отношении Православия не прерывалась на всем протяжении истории России. Польша была объявлена папой “миссионерской территорией”, где основным методом миссионерства являлось насилие. В нашем столетии с 1919 г. до 1929 г. римо-католики отняли у православных 43% храмов. С первой четверти нашего столетия новым органом обращения православных в католичество явился “Восточный обряд”.
Католические прелаты с ожесточением утверждали, что “Господь выметает железной метлой православный Восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь”. В 1926 и 1928 годах восточно-католический представитель ездил в Москву, чтобы налаживать унию с обновленческой церковью и связь с марксистским интернационалом. Иезуит Швайгель утверждал, что большевики прекрасно подготовили почву католическим миссионерам, а благочестие и страдания русского народа служат залогом успеха проповеди унии. Факты свидетельствуют о том, что агрессивное отношение Ватикана к Православию не оставлено и по сей день.
Основные различия между Православием и Католицизмом следующие:
1. Католицизм ввел ряд новых догматов, не согласных с апостольским учением и постановлениями Семи Вселенских Соборов. Самыми серьезными отступлениями от истины являются католические догматы об исхождении Святого Духа “и от Сына” и о главенстве и непогрешимости Римского папы.
2. Вопреки апостольской традиции, священнослужители католической Церкви обязываются к целибату (безбрачию).
3. Таинство причащения не совершается по апостольской традиции, так вместо хлеба и вина употребляются облатки. Таинство крещения совершается через обливание (вместо погружения).
4. Православная Церковь не признает существования “чистилища”, среднего места между раем и адом, где души якобы очищаются от грехов, не признает индульгенций, осуждает жестокости инквизиции и совращение православного населения в католицизм.

Представление о самостоятельном действии благодати Божией в таинствах (opus operatum), отразившееся в учении о таинствах и богослужении Римо-Католической Церкви.

Особое учение о Свщ. Писании и Свщ. Предании.

Особенности римо-католической экклезиологии и учение о верховной церковной власти епископа Рима

Чтобы приблизиться к пониманию католичества необходимо выяснить основное внутреннее начало, общий исток его религиозного развития. Православный взгляд традиционно отмечает в веросознании католического Запада преобладание рационального начала, тяготение к умопостигаемости веры и церковного бытия, которое проф. А. Катанский определил как стремление объективировать , т.е. сделать его полностью доступным человеческому восприятию, низвести небесное к земной осязаемости.

Это стремление происходит из естественной слабости человеческого сознания, которое легче воспринимает видимые проявления незримого Божественного бытия и стремится ограничиться ими. В результате такого упрощения видимая, земная составляющая постепенно вытесняет это незримое бытие из религиозных представлений человека и занимает его место. Это замещение отразилось, прежде всего, в католической экклезиологии – в преобладании представления о Церкви как о спасающей организации, видимом земном сообществе. По определению кардинала Беллярмино, данному еще в XVI столетии, «истинная есть союз людей, связанных исповеданием одной и той же христианской веры и общением в одних и тех же таинствах, под руководством законных вождей и особенно единого наместника Христова на земле». Земной образ Церкви как, преимущественно, человеческого вероисповедного сообщества привлекает своей зримой осязаемостью религиозное сознание Запада, которое более всего жаждет знания о земном пути ко спасению и уверенности в нем. Этот зримый образ Церкви часто заслоняет собой в католичестве ее невидимую, таинственную первооснову, хотя, конечно, этим замещением не исчерпывается полностью и не искажается окончательно все содержание католического церковного бытия.

Некоторые православные исследователи связывают такое преобладание земного образа Церкви над ее таинственной природой с ущербным восприятием Третьего Лица Святой Троицы, которое развилось на Западе под влиянием filioque. Духовная составляющая бытия Церкви оказалась догматически усеченной и за счет этого чрезмерно усилилась ее материальная, внешняя сторона.

Самое очевидное отличие Римо-католической Церкви от учения Вселенской соборной Церкви состоит в том, что она признает над собой верховную власть епископа Рима – римского папы, который является ее видимым главой. Во время Своего земного служения таковым был Сам Христос, Который и теперь пребывает невидимым главой Своей Церкви. Но чтобы она не оставалась и после Его вознесения на небо без видимого главы, Он поставил на земле Своего наместника, викария ап. Петра, которому вручил полноту Своей власти над всеми верующими. Как гласит об этом «Свод канонического права» 1917 года «Римский первосвященник, преемник в примате блаженного Петра не только имеет первенство чести, но высшую и полную власть юрисдикции над всей Церковью, как в вопросах, касающихся веры и нравственности, так и в тех, которые касаются дисциплины и управления Церкви, разветвленной по всему миру». Своими постановлениями епископ Рима может определять не только внешнюю жизнь Церкви, но и устанавливать новые догматы. Лишь папе в полноте доступно понимание Священного Писания и право его толкования; без его согласия недействительно любое соборное решение. Папа неподсуден Церкви, сам же имеет власть прямого суда над любым ее членом, хотя в истории Римо-католической Церкви папы неоднократно подпадали под суд Церкви.

В основе такого представления о роли Римских епикопов лежит преемство первенства, которое они наследуют от апостола Петра. В свою очередь апостол Петр становится обладателем верховной власти над своими собратьями-апостолами и всей в результате своеобразного истолкования ряда евангельских отрывков, прежде всего: – обетование основать Церковь на камне-Петре, особое обращение Спасителя к Петру после Тайной вечери () и знаменитое троекратное испытание Спасителем любви Петровой в 21 главе Евангелия от Иоанна.

Следует признать, что епископ Рима пользовался особым положением в Древней Церкви, но этот авторитет был явлением историческим, которое затем было догматизировано, это было «главенство... которое превращено... из братского отношения и преимущества иерархического – в господственное», как говорится об этом в Окружном послании 1848 г. Далеко не сразу безусловная власть пап получила признание в самой Западной Церкви. Сопротивление ей со стороны национальных Церквей Запада продолжалось достаточно долго. Последней попыткой было постановление Констанцского собора, состоявшегося в начале XV столетия, которое гласило: «Вселенский собор имеет непосредственно от Господа Иисуса такую власть, что ему должен повиноваться всякий, даже папа».

В учении о власти папы выявилась устремленность католического церковного сознания к земной, умопостигаемой составляющей религиозного бытия. Эта устремленность повлияла на восприятие основ христианского вероучения, самого образа, идеи Бога. Если в экклезиологии она проявилась в преобладании зримого образа церковной организации над ее незримой первоосновой, то в идее папства (единоличного главенства епископа Рима над Вселенской ) она проявилась как очевидная попытка человеческого сознания объективировать образ Бога, олицетворить его в «вице-Боге», «конкретизировать до крайних пределов истину церковную в лице живого папы» ... Идея папства не ограничивается, таким образом, областью практического бытия Римо-католической Церкви, она проистекает из стремления человеческого сознания к упрощению религиозных представлений, ибо для него гораздо легче заместить лик незримого и непостижимого Бога личностью Его земного, зримого наместника.

Возможность такого замещения избавляет человека от тяжкого бремени свободы, о котором Ф. Достоевский писал, что «нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Именно это бегство от необходимости постоянно совершать свой духовный выбор и страшиться ответственности за него породило в религиозном сознании западного христианства идею папы – человека, который делает этот выбор за всех. «Рим сказал свое слово, дело окончено», – в этой древней истине католичества воплотилось желание миллионов людей знать, что существует некто, кто ближе к Богу чем они и лучше знает Его волю, а поэтому сможет избавить их от необходимости самим познавать волю Божию и мучительной неуверенности в том, что они сделали это правильно.

Но вслед за стремлением передать кому-либо собственное бремя свободы и ответственности обыденное религиозное сознание неизбежно проникается жаждой несомненной уверенности в человеке, на которого оно возложено. Чтобы правильно исполнить волю Бога, необходимо точно знать ее, получать прямое и незримое руководство Божие, поэтому видимый глава Церкви, несущий бремя выбора за всех, должен пребывать в таинственном общении с невидимым Главой, как писал об этом Фома Аквинский «С каждым папою Христос пребывает вполне и совершенно в таинстве и власти».

В этом необходимом единении Бога со Своим наместником лежат причины полумистического восприятия католическим миром служения и самой личности римского первосвященника, «некоторого смешения папы с Христом» , который пребывает в таинственной сопряженности с Ним. Возможно более тесная сопряженность папы с Богом, Которого он олицетворяет, является необходимым условием для того, чтобы миллионы людей доверили ему право собственного духовного выбора, право знать волю Божию и решать за них, как ее должно исполнить .

Нельзя не признать, что организационные достоинства единоначалия в церковной жизни выдержали испытание бурной и противоречивой историей папства. Вопрос в другом – в какой мере эта совершенная, по земным меркам, организация исполняет завещанное ей Господом служение – вести людей к спасению в Нем и какое влияние оказывает ее единовластное устроение на сознание людей, стремящихся к Нему.

Не говоря уже о том, что замещение Бога папой является прямым нарушением заповеди Десятословия – «не сотвори себе кумира», необходимость таинственного сопряжения папы с Богом оказывается, в конечном счете, разрушительной для образа Бога и веры в Него. Неизбежные земные несовершенства папы, его человеческая ошибочность и заблуждения, доказанные историей, подтачивают уверенность человека в совершенстве Самого Бога, Который столь тесно и мистически связан с личностью несовершенного папы. Близость заблуждающегося папы к Богу порождает либо неверие в , которая исповедует такую близость, либо, что еще хуже, неверие в Бога, Который допускает пребывающему под Его незримым руководством наместнику не только ошибаться самому, но и вводить в заблуждение других. Догматически искаженное восприятие образа Бога в действительности подрывает веру человека в Бога, стремление к удобству веры разрушает сам предмет веры, Бог дискредитируется земными недостатками олицетворяющего Его наместника.

Даже если допустить возможность особого столь приближенного к Самому Богу служения Римского епископа, то его необходимым церковным условием должно быть таинство, сообщающее благодать для столь высокого служения. Но такого таинства в Римской Церкви не было и нет.

Согласно экклезиологии Римо-католической Церкви папская власть обеспечивает единство Вселенской Церкви, каковой она себя считает. Это единство осуществляется через общее подчинение единому главе, которое является необходимым условием принадлежности к Церкви и свидетельством о нем. Таким образом, церковное единство осознается католичеством иерархически, тогда как Православная полагает его основу в единстве Тела Христова, в сакраментальной общности всех верных, объединенных не единством власти, а единством таинств, прежде всего, «Евхаристии как таинства церковного единения».

Следует заметить, что несомненное благотворное влияние Православия сказалось в том, что в современной католической экклезиологии преобладание земного над небесным постепенно смягчается, и представление об иерархическом вероисповедном сообществе сменяется представлением о сообществе сакраментальном, идея главенства сменяется идеей общего участия в таинстве.

В нашем столетии эти изменения с особой силой выразила в 1943 г. энциклика Пия XII «Mystici corporis», в последующие десятилетия они получили преимущественное развитие, особенно в ходе подготовки II Ватиканского собора, и оказали самое серьезное влияние на его итоговые документы, особенно, на догматическую конституцию «О Церкви» («Lumen Gentium»). В изложении основ экклезиологии в первой главе конституции, которая называется «Таинство Церкви» помимо типичных католических воззрений на роль апостола Петра и его наместника на земле православный взгляд сразу привлекает сам образ Церкви как таинства, который приходит на смену прежним схоластическим определениям.

Столь же существенно отличается от римо-католического учения о единстве Вселенской Церкви в лице папы экклезиология Вселенской и Поместной Церкви в православной традиции. По словам В. Болотова, Вселенскую составляет «конфедерация равноправных величин» или Поместных Церквей, объединенных общим вероучением и строем церковной жизни. Каждая из них совершенно самостоятельна в своей внутренней жизни и не имеет никаких прав перед другими Поместными Церквами. По словам того же В. Болотова, «Патриархат говорит о себе только то, что он есть, а папство, что оно должно быть». Как гласит «Окружное послание» (1895 г.): «Каждая в отдельности автокефальная Церковь на Востоке и Западе была всецело независима и самоуправляема во времена семи Вселенских Соборов... и епископ Римский не имел права вмешательства, будучи и сам также подчиненным соборным постановлениям».

Нельзя сказать, что глобальные изменения XX века не отразились на отношении Католической Церкви к своему видимому главе. Ослабление прежнего полумистического отношения к папе, стремление очеловечить его образ в противовес прежнему обожествлению засвидетельствовал II Ватиканский собор. Эти изменения продолжаются, хотя их характер достаточно противоречив. С одной стороны, абсурдность папы в образе полубога становится все более очевидной в самой Римо-католической Церкви, с другой стороны, слишком многое в католическом сознании связано с этим образом, он содержит в себе нечто столь существенное для всего бытия Католической Церкви, что отказ от него грозит потрясениями для всего стройного здания, называемого римским католицизмом. На папу возложено столь многое, что без него уже не мыслится и сама . Католический разум вынужден смиряться с любыми противоречиями института папства, потому что любая попытка поколебать его грозит вызвать цепную реакцию неконтролируемых изменений.

Например «Катехизис Католической Церкви», вышедший несколько лет назад под редакцией кардинала Й. Ратцингера, отводит папе весьма скромное место. Ему посвящена лишь небольшая глава, само название которой говорит о явной смене акцентов «Коллегия епископов и глава ее – Папа». Очевидно стремление затушевать истинную роль Римского епископа, хотя его реальная власть над не претерпела почти никаких изменений. «Папа, епископ Римский и преемник Св. Петра, есть постоянное и видимое начало и основа единства епископов и множества верных». «Ибо Римский первосвященник, имеет над Церковью, в силу своей должности наместника Христа и пастыря всей Церкви, полную, верховную и вселенскую власть, которую он вправе всегда свободно осуществлять» «Коллегия епископов обладает властью не иначе, как в единении с Римским первосвященником в качестве главы».

Догмат о вероучительной непогрешимости Римского первосвященника

Догмат о папской непогрешимости стал, по образному замечанию, «камнем преткновения и притчей во языцех » современного католичества. Хотя он был провозглашен сравнительно недавно, на I Ватиканском соборе 1870 г., но, наверное, ни одно из заблуждений Римо-католической Церкви, за исключением, может быть, инквизиции не порождало большего соблазна в христианском мире.

Обращаясь к истокам развития папского догмата мы должны признать, что в той или иной форме представление о непогрешимости римского епископа существовало в Западной Церкви еще в древности и всегда было предметом особой заботы выдающихся представителей папства. Во всяком случае за 15 лет до I Ватиканского собора А. Хомяков имел основания писать, что «в убеждениях истинных католиков и на практике Западной Церкви папы были непогрешимы еще в средние века». Таким образом, заслуга I Ватиканского Собора, лишь в том, что он формально ограничил папскую непогрешимость вопросами вероучения и нравственности.

В течение первого тысячелетия христианский Запад более довольствовался единоначалием в своей практической церковной жизни, которое часто оказывало на нее весьма плодотворное влияние, но не решался еще открыто заявить о своей догматической власти как о праве. Filioque и другие новшества пытались оправдать ссылкой на их мнимую древность, представить их не нововведениями, а частью уже существующей традиции. Решающее значение в утверждении идеи непогрешимого папы сыграл Великий раскол, окончательно освободивший папу от любой внешней зависимости.

Вскоре после Великого раскола возникла необходимость вероучительной консолидации самой Западной Церкви, утратившей связь с объединяющим соборным началом, которое пребывало в Церкви Вселенской. Как пишет об этом А. Хомяков «Или истина дана единению всех... или она дается каждому лицу взятому порознь». Сам Рим подал пример пренебрежения единством церковным и вероучительным, и теперь он вправе был ожидать подобного же отношения к себе со стороны Церквей Запада, которые еще сохраняли значительную степень самостоятельности

С другой стороны, христианскому сознанию Запада пришлось столкнуться с болезненными надломами в своем духовном развитии: инквизиция, Реформация, а затем Просвещение и антицерковные революции – все это раз за разом подтачивало веру в саму способность осознанного духовного выбора и обостряло желание освободиться от него. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в конце прошлого столетия церковное сознание католичества молчаливо согласилось переложить бремя этого духовного выбора и ответственности за него на римского первосвященника, предварительно наделив его непогрешимостью.

Было бы, однако, несправедливо утверждать, что церковный разум Римо-католической Церкви безропотно согласился с этим угашением духа евангельской свободы. Созыву I Ватиканского собора предшествовала упорная борьба представителей так называемого ультрамонтанского движения, которое стремилось к утверждению абсолютной власти пап, со сторонниками преобразований в духе церковной конституционной монархии. Принятие догмата о папской непогрешимости столкнулось с серьезной оппозицией на самом Ватиканском Соборе и значительная часть отцов собора покинула его в знак протеста. После окончания Собора часть представителей оппозиции объединились в старокатолическое движение для того чтобы возродить вероучение и жизнь Западной Церкви до Великого раскола. С движением старокатоликов, вернее, с их попытками воссоединения с Православной Церквью для основания Поместной Православной Церкви Запада были связаны самые серьезные надежды православного богословия в прошлом столетии, которым, к сожалению, не суждено было сбыться.

В своем законченном виде учение о непогрешимости римского первосвященника, принятое на I Ватиканском Соборе в 1870 г., гласит: «твердо держась предания, дошедшего до нас от начала Христовой веры, мы, ... учим и объявляем, как богооткровенное учение, что когда римский первосвященник говорит ех cathedra т.е. когда, исполняя свое служение, как пастырь и учитель всех христиан, он в силу своей высшей апостольской власти, определяет учение о вере и нравственности, которое должна содержать вся , он через Божественную помощь, обещанную ему в лице блаженного Петра, обладает тою непогрешимостью, которой Божественный Спаситель благоволил наделить Свою Церковь, для определения учения относительно веры и нравственности, и что, поэтому такие определения римского первосвященника сами по себе, а не по согласию Церкви, неизменны».

По сути своей ватиканский догмат, как его иногда называют, является лишь оборотной стороной того мистического восприятия личности папы, о котором уже говорилось, вероучительным расширением верховной церковной власти, которой наделен епископ Рима. Если папа столь близок к Богу, что может решать, что должно делать, то он, безусловно, обязан знать это должное, быть пророком по должности. Человек мечтает переложить на кого-нибудь бремя личной свободы и ответственности, но, вместе с тем, он хочет уверить себя в том, что вверяет свою свободу именно тому, кто знает как ею распорядиться, имеет прямой доступ к истине. По выражению Л. Карсавина догмат о папской непогрешимости был «логическим выводом... из самой природы католической идеи. Раз существует видимо истинная церковь и в ней истинное учение и орган, хранящий его, необходимо, чтобы решения и мнения этого органа были непогрешимы, иначе истинное учение Церкви неведомо, а истинная невидима».

Православное богословие понимает непогрешимость Церкви как ее способность сохранять неизменно Христово учение, которое даровано всем людям на все времена. « Православная исключает возможность догматического прогресса и исходит из того, что христианское учение всегда тождественно в своем содержании, и развитие возможно лишь, в степени усвоения богооткровенной истины, но не в ее объективном содержании, иными словами Дух Святый восполняет преподанное Господом, но Церкви не дано обетование новых откровений» . Как гласит об этом Окружное послание (1848 г,): «принимающий новое учение признает как-бы несовершенною преподанную ему православную веру. Но она, будучи уже вполне раскрыта и запечатлена не допускает ни убавления, ни прибавления...»

В догмате о непогрешимости Римского первосвященника ее предмет понимется гораздо шире, не только как вероизложение уже существующего учения, но как определение новых учений. Если православное понимание области действия непогрешимости по сути своей консервативно, то католическое – прогрессивно. В самой Католической Церкви возможность догматического развития стала признаваться лишь с середины XIX в. и связана с появлением таких нововведений в ее жизни, которые не могли быть отнесены к древнему наследию неразделенной Церкви. Кардинал Джон Ньюмен, с именем которого связывается развитие этого учения, определил его в таких словах: «Свщ.Писание начинает собою процесс развития, которое им не завершается».

Идея догматического развития возникла в качестве необходимой предпосылки последующего утверждения непогрешимости Римского первосвященника, ибо такое развитие необходимо требует опоры на какой-либо внешний критерий, позволяющий определять истинность новых догматических откровений. Единственным критерием такого рода может служить Римский первосвященник, выступающий ех cathedra.

В православном миропонимании непогрешимость, как дар, основана на непреложном свойстве Церкви – ее святости: непогрешима, потому что свята. Для того, чтобы хранить богооткровенную истину недостаточно умозрительного знания о ней, необходимо знание внутреннее, претворенное в истинной жизни, в святости, ибо правое знание о Боге возможно только в праведной жизни в Нем.

Этот неотъемлемый дар святости принадлежит всей Церкви, в ее полноте Тела Христова. как Тело Христово предполагает равновеликую ответственность всех его составляющих в сохранении истины которой Оно живет. Только вселенскому единству Церкви земной и небесной, соборному единодушию клира и верных принадлежит истинная святость бытия, святость, из которой рождается истинная непогрешимость веры. По словам «Окружного послания» 1848 г. «у нас ни патриархи, ни Соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, т.е. самый народ».

Ватиканский догмат со всей очевидностью противоречит сохраняемому церковной полнотой тождеству истинной жизни и истинной веры. Он отчуждает вероучительную истину от нравственной, ибо, по учению Римо-католической Церкви, «в частной жизни, в своем сознании, как верующий и как ученый, папа вполне погрешим и может быть даже весьма грешен, но, как верховный первосвященник, – он безупречный сосуд Духа Святаго, который сам движет его устами в учительстве Церкви. Таким образом, между хранителем истины – папой и истиной, сохраняемой им, нет внутренней связи, нет существенного тождества» . Истина принадлежит не внутреннему свойству Церкви, а ее институту. «не потому непогрешима, что свята, а потому, что имеет верховного первосвященника» , чрез которого при необходимости всегда действует Дух Божий.

Отчуждение вероучительной истины от Церкви есть одно из проявлений общего бегства от свободы и ответственности, которое породило сам институт единоличной церковной власти. веры принадлежит всем верным Церкви, все верные облечены долгом сообща блюсти истину, но обыденное религиозное сознание бежит своего долга и ответственности за его соблюдение и вверяет эту ответственность одному человеку – епископу Рима. Она отчуждает истину от среды святости, в которой она только и может пребывать – от полноты церковной, ибо непогрешимость Церкви покоится не на святости всей ее полноты, – клира и верных, Церкви земной и небесной, а на институте папства.

Эта зависимость истины, принадлежащей только всей Церкви, от института – места и лица немыслима в православном веросознании. Ибо, как гласит Окружное послание Восточных Патриархов: «Св. отцы... научают нас, чтобы мы не по престолу судили о православии, но о самом престоле и седящем на престоле – по божественным Писаниям, по соборным уставам и определениям и по вере, всем проповеданной, т.е. по православию непрерывного учения Церкви».

Непогрешимость римского первосвященника не произвольна, а вступает в действие только при соблюдении ряда условий. Во-первых, Римский первосвященник имеет право непогрешимого учительства не как частное лицо, а только когда он исполняет «свое служение, как пастырь и учитель всех христиан, т.е. действует ex cathedra. Затем, область непогрешимости ограничена «учением о вере и нравственности».

При всей видимой стройности этих условий, нельзя не заметить их крайнюю неопределенность, недопустимую при различении божественной истины от частных определений. По сути, большинство папских определений так или иначе связаны с вопросами веры или нравственности, в любой энциклике он выступает, как пастырь Вселенской Церкви, и опирается на свой апостольский авторитет. Означает ли это, что все папские энциклики обладают «тою непогрешимостью, которою Божественный Спаситель благоволил наделить свою »?

Обилие таких двусмысленностей вызвало недоумения сразу же после утверждения догмата о папской непогрешимости. Однако папа Пий IX категорически отказался дать четкие критерии границ непогрешимости, заявив в 1871 г.: «Некоторые хотели, чтобы я разъяснил соборное определение еще больше и точнее. Я этого делать не хочу. Оно достаточно ясно».

Неопределенность критериев непогрешимости усугубляется еще и тем, что «папа наделен даром активной и пассивной непогрешимости, т.е. дар непогрешимости пребывает в епископе Рима пассивно, когда он держится исповедания веры, и активно, когда он излагает вероучительное определение» . Папа имеет полное право объявить любое из своих суждений относительно веры и нравственности, (а таких большинство), богооткровенной истиной, т.е. большинство его высказываний потенциально непогрешимы, и могут действительно стать такими в любой следующий момент. Об этом свидетельствует, например, Л.Карсавин, которого нельзя заподозрить в антипатиях к католичеству, замечая, что «любое догматическое положение можно и отнести и не отнести в область безошибочных».

Существует, таким образом, область пассивной непогрешимости Римского первосвященника, которую наполняют веро- и нравоучительные положения, обладающие потенциальной непогрешимостью. Каждое из них может стать реально непогрешимым в католическом веросознании по воле Римского первосвященника, наделенного даром реализации своей пассивной непогрешимости в действительности. Определить границы этой области, как мы уже выяснили, почти невозможно, поэтому большинство высказываний Римского понтифика могут стать предметом его непогрешимого учительства.

Нетрудно убедиться, что такая возможность заставляет каждого католика относиться к любым словам первосвященника Рима как к потенциальной истине, она сообщает относительную непогрешимость большинству суждений правящего папы. Право непогрешимого учительства, вполне возможно, было даровано Римскому епископу не для того, чтобы он пользовался им, а для того, чтобы его паства знала, что он им может воспользоваться . Смысл Ватиканского догмата состоит не в абсолютной непогрешимости отдельных высказываний папы, а в относительной непогрешимости всего, что он говорит и делает.

Нельзя недооценивать подспудного влияния этой относительной непогрешимости на сознание католического мира, достаточно отягощенное мистическим восприятием личности папы, о котором уже говорилось. Такое восприятие высказываний римского понтифика религиозным сознанием Римо-католической Церкви подтверждают свидетельства, например, Н. Арсеньева, Л. Карсавина, митр. Никодима и др.

Но как только папа умирает, с прекращением его понтификата прекращается и действие этой потенциальной непогрешимости, ибо он уже не может реализовать ее. Фактически, каждый римский первосвященник имеет свою собственную непогрешимость, которая живет вместе с ним и умирает вместе с ним, дабы не осложнять жизнь его наследникам. Каждый первосвященник Рима имеет на время правления в своем распоряжении действенное средство влияния (если не давления) на сознание верующих и защиты от критики, которое уходит из жизни вместе с ним, чтобы ни ни его наследник не несли ответственности за его ошибки, ибо всегда можно, по выражению Л.Карсавина, «так понять и истолковать непогрешимость римской Церкви.., чтобы можно было... признать ошибающуюся безошибочность папских решений».

В этой связи нельзя не заметить, что римские первосвященники весьма предусмотрительно почти никогда не пользовались правом вероопределения ex cathedra, оставляя своим преемникам свободу будущих истолкований и, если необходимо, опровержений.

То, что основной целью догмата о непогрешимости епископа Рима в делах веры и нравственности было и остается стремление к потенциальной непогрешимости любых его суждений косвенно подтверждает расширительное развитие, которое эта потенциальная составляющая папской непогрешимости получила на II Ватиканском Соборе. В догматическом постановлении «О Церкви», верующим предписывается подчинение не только официальным вероучительным определениям папы, но и тому, что говорится не ех cathedrä «Это религиозное подчинение воли и разума должно особенно проявляться в отношении аутентичного учительства Римского первосвященника, даже когда он не говорит «ех cathedra»; следовательно, его верховное учительство должно приниматься с благоговением, суждение, им высказанное, приниматься чистосердечно согласно выраженной им мысли и воле, или в частом повторении одного и того же учения, или же в самой форме выступления».

Дальнейшее развитие этого психологического механизма мы можем наблюдать в новом «Катехизисе Католической Церкви». В нем уже явственно говорится о том, что использование дара непогрешимости «может облекаться в различные проявления», ибо: «Божественная помощь дана... преемникам апостолов, учащим в общении с преемником Петра, и, особым образом, епископу Римскому, когда, не претендуя на безошибочное определение и не вынося «окончательного решения», они предлагают... поучение, которое приводит к лучшему разумению Откровения в вопросах веры и нравственности. Верующие должны дать «религиозное согласие своего духа» такому обычному поучению; это согласие отличается от согласия веры, но в то же время продолжает его» .

История изобилует примерами заблуждений и даже еретических суждений римских епископов, в частности, такими как полуарианское исповедание папы Либерия в IV в. и монофелитство папы Гонория в VII в.

Учение об исхождении Св. Духа не только от Бога-Отца, но «и от Сына» (filioque)

Учение Римо-католической Церкви об исхождении Св. Духа не только от Отца, но и от Сына, явилось одной из основных догматических причин разделения Церквей и до сих пор остается важнейшим вероучительным заблуждением католичества, которое препятствует любому возможному единению.

В качестве богословского мнения учение о filioque возникло задолго до разделения Церквей. Оно исходит из своеобразного толкования ряда евангельских отрывков, в которых можно усмотреть указания на такое исхождение. Например, в Евангелии от Иоанна (15:26) Спаситель говорит: «Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит », и в Его словах усматривается прямое доказательство исхождения от Него Св. Духа, Которого Иисус обещает послать от Себя. Очень часто используются стих из , когда Иисус «сказав это, дунул, и говорит им: приимите Духа Святаго » и слова ап. Павла в Послании к Галатам «Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего » (), а также ряд других отрывков.

Следует учитывать, что евангельское представление о Третьем Лице Св. Троицы не отличается такой же полнотой и определенностью как ветхозаветное учение о Боге-Отце и новозаветное учение о Боге-Сыне. Почти все, известное нам о Третьем Лице Св. Троицы, содержится в прощальной беседе Господа с учениками на Тайной Вечери в изложении Евангелия от Иоанна. Парадоксальным образом мы больше знаем о благодатном участии Св. Духа в жизни мира, чем о его Троическом бытии. Принципиальная ограниченность земных представлений в описании троических отношений, о которой писал Св. Григорий Богослов : «Объясни... мне нерожденность Отца, тогда и я отважусь естествословить о рождении Сына и об исхождении Духа» более всего коснулась образа исхождения Св. Духа. Достаточно рано односторонние воззрения на Второе Лицо Св. Троицы проявились в савеллианской и македонианской ересях.

Значительное развитие это учение получило на II Вселенском Соборе, отцы которого вместо краткой никейской формулы «веруем и во Святаго Духа» дали развернутое определение «и в Духа Святаго, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего», которое достаточно определенно свидетельствует о способе исхождения Св. Духа и не дает оснований для разномыслии, впоследствии утвердившихся в западном богословии в учении об исхождении Его «и от Сына».

Распространение на Западе учения о filioque связывают с именем блж. Августина , который учил о Св. Духе как «о самом общении Отца и Сына и, ... той самой божественности, под которой разумеется... взаимная любовь между собою Того и Другого». На его авторитет прямо ссылается Толедский собор 688 г.: «Мы принимаем учение великого учителя Августина и следуем ему».

В своем богомыслии как Запад так и Восток исходил из тех наименований и ипостасного порядка Лиц Св. Троицы, которые были указаны Самим Господом в заповеди «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Св. Духа " ().

С другой стороны, человеческий разум невольно пытался постичь тайну небесного бытия Лиц Св. Троицы, прилагая к Ним смысловую окраску, которую Их имена имели в земных представлениях. При этом общее представление о Третьем Лице Св. Троицы во многом определялось Его наименованием в Евангелии, т.к. более полного знания о Нем Откровение нам не дает.

Рассматривая filioque как соблазн человекоуподобления в представлениях о божественном бытии Св. Троицы мы видим как искажающее воздействие человеческого сознания проникает чрез наименование Лиц Св. Троицы в образ постижения Их неизреченного бытия. Слово Божие – Вторая Ипостась Св. Троицы – имеет вечное бытие с Богом-Отцом, временнòе Его воплощение превосходило пределы нашего постижения, поэтому, если Родителю усвояется имя – Отец, а Родившемуся – Сын, то только в Их явлении человеку. Наименование Третьего Лица Духом Святым также не что иное как снисхождение к человеческим понятиям. Неизбежность такого снисхождения остается единственной причиной того, что Первая, Вторая и Третья Ипостаси Св. Троицы умопредставляются как Отец, Сын и Св. Дух. Суждение об Их внутренней жизни не может быть основано на этом человеческом умопредставлении. Нам известно только, что Первое Лицо Св. Троицы является причиной бытия Сына и Св. Духа, внутренняя же жизнь Божества недоступна человеческому определению. Другими словами, богословие может только утверждать, что в Боге Три Ипостаси одинаковой совечности, и что Одна из Них – причина бытия Двух Других. Об остальном блж. Августин говорил, что «это не может изъяснить язык даже ангельский, а не то человеческий» .

Два первых Лица Св. Троицы обладают совершенно определенными собственными чертами, которые позволяют различать род Их троического бытия без всякого смешения. Логическая связь Отца и Сына есть связь непосредственная... Оба понятия немыслимы одно без другого, ибо когда мы произносим слово «Отец», то мы тем самым мыслим эту личность обладающей свойствами отца, то есть имеющим Сына. Логическая связь Отца и Духа Святаго уже не имеет такой силы, ибо между словами «Отец» и «Дух» нет столь же непосредственной связи как между «Отец» и «Сын». У нас нет и Господь не открыл нам какого-либо особого наименования третьей Ипостаси, которое связывало бы ее с именем первой столь же необратимо как последняя связана со второй. «Отец» и для Духа Святаго является прежде всего как Отец Сына . В этом и заключается логический соблазн рассудочного восприятия откровения о Св. Троице как идущего от Отца к Сыну и чрез Сына ко Св. Духу .

Кроме того сама историческая последовательность откровения Лиц Св. Троицы в Св. Писании, повествующем вначале о Боге-Отце и прикровенно – о Боге-Сыне, затем – о Боге-Сыне и прикровенно – о Св. Духе может восприниматься рациональной богословской мыслью как обоснование того неравноценного рода троического бытия Св. Духа, который утвердился на Западе с принятием filioque.

Св. Дух в учении о Св. Троице отличает, по словам В.Лосского «характерная безымянность». По мысли Фомы Аквинского у Третьего Лица Св. Троицы нет собственного имени и имя «Дух Святый» дано ему согласно обычаю Священного Писания . Наименование Святаго Духа указывает черты бытия, приложимые, в известной степени, и к Отцу и к Сыну, Которым присуща и духовная природа и святость. Таким образом, определяющие бытие Св. Духа признаки могут более выражать содержание всей троичной жизни, нежели собственное ипостасное бытие Третьего Лица или, по словам , «наименование «Дух Святой» как таковое можно было бы также относить не к личностному различению, а к общей природе Трех» . С известной долей уверенности, мы можем говорить, что в этом же русле развивалась и мысль блж. Августина , когда он говорил Св. Духе как «о самом общении Отца и Сына и, ... той самой божественности, под которой разумеется... взаимная любовь между собою Того и Другого». В данном случае мы опять-таки видим указание на личное, ипостасное свойство Третьего Лица Св. Троицы, соотнесенное с бытием двух первых Лиц и Св. Дух становится как-бы зависимым, служебным Лицом Св. Троицы, Его собственное ипостасное бытие угнетено.

Подобная же неопределенность отличает наше человеческое представление об образе обретения Св. Духом Своего Троического бытия, ибо «термин «исхождение» можно принимать за выражение, относящееся не к одному только Третьему Лицу». Оно не имеет той силы единосущия Отцу, которую предполагает рождение Сына.

Соблазн filioque состоит, прежде всего в том, что вносится разделение в единую Первопричину бытия лиц Св. Троицы, Которой является Бог-Отец. Появляются два источника троической жизни, некий намек на двоицу: Отец, рождающий Сына и Отец вместе с Сыном, изводящие Св. Духа. Становится непонятным, как можно мыслить Бога-Отца – Единой причиной видимого и невидимого мира, если рядом с Ним будет существовать сопричина, хотя бы и в лице Сына.

Учение об исхождении Св. Духа «и от Сына» укрепляет преобладание усийного начала в троической природе, «превосходство природного единства над личностной троичностью» . Сохранить ипостасное различение Лиц Св. Троицы возможно только в пределах православного богословия, которое укрепляет это различение двумя особыми способами происхождения – рождением Сына и ничем не умаленным по сравнению в Ним исхождением Св. Духа.

Принимая во внимание трудности богословского осмысления образа Троического бытия Третьего Лица Св. Троицы, православное сознание в любом случае не может согласиться с фактом произвольного изменения соборно утвержденного Символа веры, которое послужило основной причиной Великого раскола и несомненно остается на совести духовных вождей Запада.

Учение Римо-католической Церкви о первородном грехе и первозданной праведности

Особенности католического богословия в учении о первородном грехе исходят, прежде всего, из его взгляда на природу человека как таковую, когда она находилась, по выражению схоластиков, в «состоянии чистой естественности». Это естественное состояние было изначально противоречивым, ибо душа человека, созданная по образу и подобию Божию, устремлялась к Творцу, но вступала в столкновение с низменными побуждениями его физической природы.

Естественная двойственность природы первых людей преодолевалась особым Божественным воздействием, получившем название «благодати первозданной праведности», которая присутствовала в человеке наряду с образом и подобием Божием. Ее воздействие было призвано удерживать его духовную и телесную природу в сопряженном равновесии, не давая развиться изначально заложенной в творении противоречивости природы человека. Райское совершенство человеческой природы не было ее естественным состоянием, оно поддерживалось особым сверхъестественным воздействием «первозданной благодати».

В этом взгляде мы видим первое проявление идеи отчужденной благодати, довлевшей над средневековым католическим богословием. Один из виднейших католических богословов кардинал Беллармино писал, что «совершенства первого человека не были внедрены или вложены в его природу в качестве даров естественных, они были... приданы ему в качестве даров сверхъестественных». Благодать мыслится как отчужденное действие Бога, независимое от человека и непричастное ему, ибо совершенная благодать Божия не может стать частью его полугреховной природы. Она искусственно имплантируется в душу человека, не изменяя ее содержания, а лишь сдерживая врожденное противоборство плоти и духа.

Грехопадение лишило природу человека этого укрепляющего воздействия Божественной благодати, и она возвратилась в свое естественное состояние, подверженное борению духа и плоти. Благодать, пребывавшая чуждой природе человека, была изъята из нее, и в этом состоянии человек несет бремя гнева Божия за ее утрату, но само оно является совершенно естественным для его изначально безблагодатной природы. Лучше всего об этом говорит тот же Беллармино, который сравнивает состояние человека до и после грехопадения с разницей между одетым человеком и раздетым.

Важнейшим следствием такого взгляда на сущность грехопадения, которое повлияло на все богословие католичества, прежде всего, на его сотериологию, стало искаженное представление об отношении Бога к миру и человеку. В католическом миросозерцании не столько человек изменяет свое отношение к Богу после первородного греха, сколько изменяет Свое отношение к Своему творению. Человек остается в состоянии «чистой естественности» и лишается благодатной милости Бога, Который удаляется от Своего творения, отделяет Себя от него. Мы вновь возвращаемся к образу Ветхозаветного Бога-Судии, Который поставил ангела Своего с огненным мечем у врат рая и отсек от Себя человека. В таком понимании первородного греха произошло возрождение ветхозаветного начала, и деятели Реформции вполне справедливо обвиняли католичество в подмене Нового Завета Ветхим.

Православие никогда не решалось видеть в Боге вражду к человеку. По словам свт. Иоанна Златоуста : «Не Бог враждует против нас, но мы – против Него. Бог никогда не враждует». Не Бог отдаляется от человека, но человек уходит по стопам блудного сына на страну далече, не Бог полагает ветхозаветную вражду между Собою и родом человеческим, а человек отвергает неизменную любовь Божию. По словам патриарха Сергия «Грех удаляет человека от Бога, а не Бога – от человека» .

Основания для такого представления о первородном грехе были заложены еще блж.Августином, но своего полного развития оно достигло в эпоху схоластики в трудах Ансельма Кентерберийского и, в особенности, Иоанна Дунс Скота. Завершил изложение учения о первородном грехе и первозданной праведности декрет Тридентского собора, а впоследствии оно проявилось в догмате о непорочном зачатии Богородицы.

Такое понимание природы первородного греха в основе своей сохранилось в Католической Церкви доныне. Так «Катехизис Католической Церкви» гласит: «Церковь учит, что нашим прародителям и Еве было дано состояние «первородной святости и праведности» ... Внутренняя гармония человеческой личности... составляет состояние, называемое первородной праведностью... вся эта гармония первородной праведности, предусмотренная для человека в Божием замысле, была утрачена по греху наших прародителей».

Православный взгляд на природу первородного греха отличается тем, что человек мыслится изначально совершенным творением Божиим, чуждым всякого греха и разделения духа и тела, пребывавших в гармонии и общении с Творцом. Первородный лишил человека не только возможности такого общения, но исказил первобытное совершенство человеческой природы, помрачил образ Божий в ней и в прародителях, стал наследием всего человечества. После падения человеческая природа находится в противоестественном состоянии, она приобрела наклонность ко греху, прежде чуждому, стала подвержена смерти, возникло раздвоение устремлений души и тела.

Римо-католическое учение о спасении

С представлением Римо-католической Церкви о первородном грехе, в котором лишает человека дара Своей благодати, непосредственно связано ее учение об избавлении от губительных последствий этого греха, т.е. о спасении. Жизненно важное значение учения о спасении в любой религиозной системе состоит в том, что оно говорит не об отвлеченных богословских представлениях, а о том, что должен делать человек в этой жизни, чтобы заслужить лучшую участь в жизни будущей. Как писал об этом патр. Сергий: «Вопрос о личном спасении не может быть лишь теоретической задачей, это вопрос самоопределения» .

Католический взгляд на личное спасение человека с необходимостью исходит из тех взаимоотношений Бога и человека, которые установились после грехопадения, после которого изменил Свое отношение к человеку, отдалил Себя от него и лишил содействия Своей благодати. Из этого представления в католичестве развился классический средневековый образ ветхозаветного Бога-Судии, враждующего на человека за его грех.

Этот искаженный образ гневающегося Бога неизбежно изменил отношение к нему человека, он вызывал в его душе страх вместо желания уподобиться Ему. Человек пытался смягчить гнев Божий, умилостивить Его непреложную справедливость удовлетворением за грехи. По словам Ансельма Кентерберийского «любой с необходимостью требует или удовлетворения или какого-либо наказания» . Однако должное удовлетворение Богу не в силах человеческих, только страдания и Христа достойно искупают грех человека и возвращают ему дар оправдывающей благодати. Но эта благодать не дается втуне, условием ее дарования должна быть «некоторая заслуга со стороны самих людей».

Разумеется, в католическом таинстве крещения также как и в православном происходит исцеление язвы первородного греха, но для восполнения своего спасения человек должен еще принести удовлетворение Божественной справедливости за свои грехи. Таким образом, прекращение действия первородного греха не прекращает отчуждения Бога от человека, порожденного этим грехом. Что может человек предложить Богу в возмещение за свои грехи? Очевидно, только своими добрыми делами он может снискать благоволение Божие, мерой добрых дел человек деятельно участвует в собственном спасении, основой которого служит искупительная жертва Христа.

Впервые учение об удовлетворении Божией справедливости добрыми делами изложил в XI в. Ансельм Кентерберийский, хотя истоки его лежат в правовых представлениях античного Рима, которые были усвоены западным христианством, а также в том взгляде на собственное участие человека в совершении своего спасения, который высказал в V в. Пелагий. Затем оно получило развитие в трудах Фомы Аквинского и было подтверждено Тридентским собором. Впоследствии его влияние также сказалось на развитии русской богословской науки. При всей видимой логической стройности такого взгляда на спасение человека он оказал разрушительное воздействие на церковное сознание и жизнь средневекового католичества и послужил прямым поводом к возникновению Реформации с ее учением о спасении только верой.

Веросознанию Православия чужда сама мысль о правосудии Божием, которое не может простить ни одного греха без соответствующего удовлетворения и превращается в католической схоластике в некую фатальную и независимую от Бога силу. Православное понимание спасения исходит из идеи Бога, Который превосходит в Своем добре человеческие понятия о неизбежном воздаянии и не требует удовлетворения за грех. Источником наказания за содеянные прегрешения является не неумолимая правда Бога, не ответ Его оскорбленного правосудия, а сила греха, проклятия и смерти, следствие губительного соприкосновения со злом, которому человек подвергает себя в греховном отпадении от Бога.

Понимание спасения как удовлетворения делами добра за грехи искажает взаимоотношения Бога и человека, ибо оно исходит из стремления к взаимной выгоде. и человек вступают в своего рода сделку, лишенную нравственного отношения друг ко другу или «правовой союз», по определению патриарха Сергия: человек приносит Богу свои добрые дела, чтобы избавить себя от Его гнева, а Бог удовлетворяет ими Свою справедливость. «Бог, по католическому учению, ищет не святости, как общего устроения души, а именно обнаружений этой святости вовне; оправдывают человека именно дела» . Такой род отношений Бога и человека неизбежно обесценивает духовное, нравственное содержание добра, творимого человеком в уплату за грех. Добро, творимое в уплату за грех, приобретает характер самонаказания, становится нравственно безразличным предписанием закона, родом жертвоприношения и, естественно, остается чуждым его природе.

Религиозная и нравственная ущербность такого понимания спасения заключается в том, что изменяется само содержание той перемены в отношениях Бога и человека, которая называется спасением. В католическом миросозерцании смысл спасительного удовлетворения справедливости Божией состоит в том, чтобы сменить Его гнев на милость, изменить отношение Бога к человеку, вернуть то расположение, которого Он лишил человека после грехопадения. Соответственно, необходимость изменить отношение самого человеку к Богу неизбежно мыслится второстепенной, хотя именно в этом подлинный смысл спасения, ибо не должен переменить Свое отношение к человеку, удовлетворившись предложенными добрыми делами и отменив наказание, а человек должен изменить свое отношение к Богу, Который никогда не изменяет Своей любви к нему.

Изменение отношения человека к Богу, т.е. нравственное, духовное изменение природы человека неизбежно становится второстепенным, ибо спасение мыслится, прежде всего, как избавление от наказания за грех, а не от самого греха, «как избавление от страдания, причиненного грехом» . Само целеполагание спасения, в данном случае, не требует внутреннего изменения человека, ибо оно заключается в обратном – в стремлении изменить отношение к себе Бога, как писал об этом патр. Сергий: «Спасение... как перемена гнева Божия на милость..., действие, совершающееся только в Божественном сознании и не касающееся души человека» .

Но если спасение совершается лишь в глубинах Божественного сознания, каким образом оно водворяется в душе человека, лишенной внутреннего изменения? Освобождение от греха приняло в религиозном сознании католичества образ отчужденной благодати, «самодвижущейся праведности, которая водворяется в человеке и начинает в нем действовать помимо и даже почти вопреки его сознанию и воле». Очистительное действие Бога не требует духовной готовности человека, оно посылается ему за исполнение некоей меры добрых дел и перерождает его душу вне нравственного усилия с его стороны, но «оправдание есть дело не магическое, а нравственное» , ибо Господь желает не количества добрых дел, а возвращения человека в дом Отчий, изменения его отношения к Своему Отцу – изменения духовного, нравственного, а истинное доброделание возможно только как следствие такого изменения.

Следует добавить, что, разумеется, речь идет не об отрицании необходимости нравственного совершенства личности в католическом учении о спасении, скорее можно говорить лишь об изменении соотношения между составляющими процесса спасения, которое мыслится, прежде всего, как смягчение Божия гнева через удовлетворение Его справедливости и уже во вторую очередь как внутренне перерождение самого человека.

Эти очевидные противоречия католического богословия стали предметом ожесточенной критики в эпоху Реформации, которая привела к значительным изменениям в традиционных юридических воззрениях на соотношение Божественной заслуги и человеческой в деле спасения. В ответ на обвинения в умалении достоинства жертвы Христовой в Католической Церкви родилось учение о так называемом «влитии благодати» (infusio gratiae), которая действует как сверхъестественный дар Божий, вселяющий спасающую святость в душу человека независимо от его заслуг.

Кроме того, такое действие Божие становилось в определенном смысле предопределяющим, одних оно избирало ко спасению, другие были лишены его, не имея возможности изменить свою судьбу. Влитие спасающей благодати извне лишало человека возможности участия в собственном спасении, которое приходило свыше вне его воли и в нем мы вновь сталкиваемся с идеей отчужденной благодати.

Остается без ответа вопрос: в чем состоит заслуга человека, если в умножении святости он остается лишь проводником воли Бога. Человек не может участвовать в своем спасении, ибо остается неразрешенным основное противоречие правового миропонимания «насколько возрастает цена заслуг человеческих, настолько является ненужной заслуга Христа». Чтобы не замещать своим пелагианским усилием Бога человек отчуждается от возможности творения добра. Логически последовательное развитие такого состояния неизбежно приводит сознание западного христианства к косвенному отрицанию смысла и ценности дел добра и, следовательно, самого добра как такового, как пишет об этом патр. Сергий «собственно говоря дела человека не нужны, не должны иметь оправдательной силы».

Мариальные догматы Римо-католической Церкви

В течение последних полутора столетий частью вероучения Римо-католической Церкви стали два новых догмата: о непорочном зачатии Девы Марии и о Ее телесном вознесении на небо, получивших название мариальных. Догматизация этих частных богословских воззрений стала осуществлением идеи догматического развития, усвоенной Римо-католической , и еще более отдалила ее от наследия Церкви Вселенской.

Первые попытки богословского обоснования непорочного зачатия Девы Марии связаны с именем западного богослова IX в. Пасхазия Радберта, но корни его несомненно лежат в том благоговении, которым от времен апостолов была окружена Матерь Господа нашего.

Особое почитание самого зачатия Пресвятой Богородицы в Западной Церкви связано с причинами более историческими чем догматическими. Оно приобрело распространение в XI веке и совпадает с окончательным утверждением обязательного целибата папой Григорием VII. Это нововведение натолкнулось в среде католического духовенства на упорное сопротивление, и в противовес насильственному утверждению безбрачия развилось почитание непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии, которым освящалось достоинство и святость брачной жизни во всей ее полноте.

В дальнейшем почитание Богородицы получало все более широкое распространение и получило окончательное догматическое признание в 1854 г., когда папа Пий IX провозгласил учение о непорочном зачатии Пресвятой Девы Марии догматом Римо-католической Церкви.

В основе этого догмата лежит представление о том, что «для того, чтобы воплотится и стать «совершенным человеком» Божественное Слово нуждалось в совершенной природе, не зараженной грехом» . Для этого необходимо было присвоить Матери Господа нашего непричастность наследуемому нами первородному греху. Поэтому догмат о непорочном зачатии устанавливает, что, несмотря на естественный образ своего рождения, Пресвятая Дева по особому благодатному дару свыше уже от утробы матери пребывала в совершенном и безгрешном состоянии. Ей был возвращен дар освящающей благодати, которого человек лишился в грехопадении, ибо Сын Божий прежде Своего воплощения и крестной смерти распространил искупительное ее действие на Свою Пречистую Матерь и избавил Ее Своей волей от власти греха.

Прежде всего, догмат о непорочном зачатии прямо противоречит Священному Преданию Православной Церкви, которое свидетельствует о смерти Пресвятой Девы, и освятило это событие в празднике Успения. Так как есть прямое следствие первородного греха, ибо «одним человеком вошел в мир, и грехом смерть » (), то кончина Пресвятой Богородицы свидетельствует о Ее причастности первородному греху.

Непорочное зачатие, кроме того, разрывает природную связь Девы Марии с родом человеческим, ибо «если бы Пресвятая Дева была изолирована от остальной части человечества..., то Ее свободное согласие на Божественную волю, Ее ответ архангелу Гавриилу утратили бы свою историческую связь, ... тогда была бы разорвана преемственность святости Ветхого Завета» . Происходит разрыв человеческой истории произвольным вмешательством Бога, пришедшего спасать нас вне нашей готовности и согласия. Если святость Марии невольна, она не принадлежит Ей и не может служить конечным выражением праведности всего Ветхого Завета, подготовившей приход Мессии.

Через восемьдесят лет после провозглашения догмата о папской непогрешимости, папа Пий XII воспользовался правом непогрешимого учительства и 1 ноября 1950 г. своей энцикликой провозгласил ех cathedra, что «для умножения величия славной Богоматери, ... мы провозглашаем, что... Непорочная... Матерь Божия Мария, по скончании Своего земного жизненного поприща, была душой и телом воспринята в небесную славу».

Догмат о телесном вознесении Девы Марии на небо является необходимым догматическим дополнением учения о Ее непорочном зачатии. Действительно, если Приснодева была свободна от первородного греха, то естественно заключить, что Она оказалась свободной и от его последствий – смерти и тления, уподобившись непорочному бессмертию прародителей.

Такие взгляды получили на Западе распространение в качестве благочестивого предания еще в VI в. Схожие воззрения можно обнаружить и в православном предании. Православная уважает это укоренившееся благочестивое верование, но никогда не обязывала принимать его как догмат.

В настоящее время в католическом богословии можно выделить два основных взгляда на кончину Пресвятой Девы.

По воззрениям так называемых имморталистов, совершенно не коснулась Богоматери, и Она была взята на небо сразу из земной жизни. Этот взгляд явно противоречит древнему церковному преданию и свидетельствам многих Св. отцов, которые согласно подтверждают факт смерти Девы Марии.

Более известно течение морталистов, которые утверждают, что Богоматерь была взята своим Сыном на небо после кратковременного состояния смерти. Хотя этот – взгляд не противоречит общецерковному преданию, но он порождает серьезное богословское противоречие, ибо есть следствие и признак первородного греха, которому подвержены все люди. Только Христос, как истинный Богочеловек был непричастен ему и власти смерти, которую Он принял добровольно, во искупление наших грехов. Если же Богородица была от рождения свободной от власти первородного греха, как гласит догмат непорочного зачатия, то Она так же как и Христос не подлежала смерти, которая, в таком случае, становится добровольной и, следовательно, искупительной, что явно противоречит вере неразделенной Церкви.

Однако принятием двух мариальных догматов не ограничилось современное развитие Католической учения о Деве Марии. II Ватиканский Собор почтил ее двумя новыми именованиями «Посредницы» и «Матери Церкви», каждое из которых имеет свой богословский смысл.

Смысл этих наименований заключается в следующем. есть Глава Церкви, составляющей с Ним единое Тело. Мать Иисуса Христа является, таким образом, Матерью Главы Церкви, духовного родоначальника возрожденного человечества. Таким образом, Богоматерь одновременно является Матерью этого возрожденного человечества и небесной предстательницей за него пред своим Сыном. Хотя эти наименования не имеют в Западной Церкви догматического достоинства, но указывают на возможность дальнейшего развития католического учения о Деве Марии.

Возникает закономерный вопрос: почему развитие католической догматики в последние столетия столь связано с Девой Марией, ведь именно Ей оказались посвящены два из трех новых догматов.

Если мы обратимся к древним литургическим текстам, то заметим в них гораздо бòльшую сдержанность в обращениях к Деве Марии, а особые молитвы к ней появляются лишь в V веке, но уже в эпоху Средневековья достигают таких излишеств, что потребовались ограничивающие постановления папского престола.

Как ни парадоксально, но столь обостренное внимание к личности Богородицы проистекает из того глубинного искажения идеи и образа Бога, которому Он подвергся в религиозном сознании католичества. Как пишет об этом Вл. Михаил (Мудьюгин), «основной причиной этого мариологического воодушевления... является утрата в средние века католиками восприятия Христа Иисуса как Спасителя... и превращение евангельского облика Христова в облик Царя, Судии, законоположителя и мздовоздаятеля. Такая подмена... привела к отдалению души католика от своего Господа, от единого Посредника между Богом и людьми – человека Иисуса, к разрушению внутреннего единения с Ним и к замене Его сознанием юридической ответственности, которая существовала еще в Ветхозаветной Церкви» .

Истоки этого подсознательного замещения лежат в средневековом страхе пред бесконечно справедливым, но безжалостным Божеством, Образ Бога как Великого Инквизитора неизбежно порождал отторжение.

Более того, страх перед гневающимся Богом постепенно приводил к религиозному отчаянию, к чувству собственного бессилия, которым было проникнуто все сознание средневекового католичества. Человек боялся Бога и не верил, что Он может услышать его молитву, поэтому он искал кого-то, кто мог бы донести ее до Бога и заступиться за него.

Образ отдаленного от человека высшего Судии обыденное сознание католичества замещает образом бесконечно сострадающей Богоматери, и все свои молитвы обращает к Ней или, в лучшем случае, через Нее к Нему. Она не предписывает закона, не судит и не наказывает за его нарушение. Поэтому религиозное чувство простого католика легче обращается к Богородице, в Которой оно видит заступницу более близкую ему чем Ее Сын, он видит в Ней такого же человека из плоти и крови, но приближенного к Престолу Господню и потому способного донести до него молитву грешника. Оскудение милующего религиозного начала в традиционном миросозерцании католичества побуждает душу человека искать укрытия и защиты, которую она находит в лице Девы Марии. Одновременно это объективно ослабляет веру в реальность Боговоплощения, Господь перестает быть Сыном Человеческим, разделившим вся тяготы земной жизни, Он отдаляется, и религиозное чувство католичества начинает искать более человечного замещения удалившемуся Богу.

Учение Римо-католической Церкви о Священном Писании и Священном Предании

Католическая значительно расширяет канон Ветхого Завета, и, согласно определению Тридентского Собора, включает в него неканонические книги.

Подобным же образом Католическая значительно расширила по сравнению с Православной само содержание Священного Предания и область его применения. Свщ. Предание может развиваться, но законные границы такого развития в тот или иной период времени определяет, прежде всего, первосвященник Рима.

Возможность расширения Свщ. Предания получила законодательное закрепление в решениях II Ватиканского Собора, который определил церковное учительство, как новый род познания богооткровенной истины. Таким образом, в современной католической традиции существуют три равноправных источника веры: Свщ. Писание, Свщ. Предание и учительство Церкви, из которых ни один не может существовать без других. Все это дает возможность оправдать самые серьезные изменения в церковной жизни, понимании истин веры и слова Божия.

Признаются Вселенскими многие соборы, которые не получили признания неразделенной Церкви или проходили уже после Великого раскола: так называемый IV Константинопольский (869–870), I, II, III, IV и V Латеранские соборы, I и II Лионский, Венский, Констанцский, Ферраро-Флорентийский, Тридентский, и два Ватиканских собора.

Достоинство Свщ. Предания присвоено целому ряду постановлений этих соборов и церковной власти, которые образуют свод символических книг Римо-католической Церкви, т.е. нормативных вероучительных документов.

Прежде всего, это «Каноны и декреты Тридентского собора», а также «Исповедание Тридентского собора». Значение этих нормативных сборников, прежде всего, в том, что они определяют вероучение Римо-католической Церкви сравнительно с уже развившимся к тому времени протестантизмом. В связи с Тридентским собором мы должны выделить «Римский катехизис», составленный вскоре после его завершения как краткое изложение римо-католического вероучения.

Кроме этого значение символических признается за решениями I Ватиканского собора, которые определяют непогрешимость Римского епископа, а также папские постановления о новых догматах (мариальных).

Римо-католическое учение о таинствах

Римская , как и Православная сохранила все семь таинств, но почти в каждом из них появились изменения, развившиеся, как правило, уже после разделения Церквей.

Прежде всего, исторически сложилось различное понимание самой природы таинств, хотя в настоящее время оно не столь заметно, отчасти благодаря влиянию литургического возрождения, начало которому было положено православными богословами.

Традиционное понимание природы таинств и их действия, сложившееся еще в средневековом католическом богословии изменяет соотношение объективного и субъективного начала в таинствах. Первое состоит в их правильном совершении законно поставленным священнослужителем, второе – во внутренней готовности к ним человека. Объективная сторона, таким образом, служит условием для действительности таинств, субъективная – для их благодатной действенности. Действительность таинств, таким образом, не зависит от личного достоинства того, кто совершает и воспринимает его, но его действенность прямо связана со степенью веры и нравственного состояния человека, приступающего к таинству. Отношение человека может даже изменить само действие таинства, которое обращается во осуждение для недостойно приступающего к нему. Но постановление Тридентского Собора гласит, что «благодать получается не по вере или заслугам лица действующего (совершающего таинство) или воспринимающего, но по существу самого таинства». Таким образом, в веросознании католичества действительность таинства совпадает с его действенностью. Для действия благодати Божией, преподаваемой в таинствах, достаточно непротивления ей со стороны того, кто приемлет таинство и доброго намерения того, кто его совершает. По словам определения этого Собора «opus operatum», что означает «в силу сделанного», это учение и получило свое название.

В его основе лежит полумагическое представление об отчужденном действии благодати, которое красной нитью проходит через все вероучение Католической Церкви. Православному воззрению на таинство, как на богочеловеческое деяние, в котором божественная благодать соединяется с духовным усилием человека, учение об opus operatum противополагает образ всепроникающей силы Божией, которая приводится в действие священником через совершение установленного обряда.

Разумеется, в современном католичестве мы не встретим этого учения в чистом виде, оно воспринимается как досадное недоразумение прошлого, но, как и многое другое, идея отчужденного действия благодати, культивировавшаяся столетиями, продолжает присутствовать, если не в веросознании Католической Церкви, то в ее подсознании и проявляется в ее сакраментальном бытии.

Основные его отличия в католической традиции заключаются в следующем: в чине мессы опущена призывания Св. Духа (эпиклеза) в Евхаристическом каноне и моментом пресуществления считается произнесение установительных слов Спасителя, вместо квасного хлеба употребляются опресноки, миряне на Западе причащаются только под одним видом и не допускаются к причастию младенцы.

Учение о времени пресуществления Св. Даров возникло в XIV в. в схоластическом богословии, но окончательно утвердилось лишь в XV столетии. Тогда же оно стало предметом серьезных споров на Ферраро-Флорентийском Соборе и вызвало затем в греческом богословии целую волну полемики.

В основе такого взгляда первоначально лежало мнение о том, что более подобает верить освящению Св. Даров словами Господа «приимите ядите... " и "пиите от нея вси... », чем молитвой священника. Католическая литургика традиционно относит ко времени произнесения слов Господних изъявление священнослужителем намерения совершить таинство, которое является одним из необходимых условий его совершения.

Освятительная сила в таинстве Евхаристии принадлежит только словам Христа, последующее призывание Св. Духа в православной литургии «ниспосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащие Дары сия» еще на Флорентийском соборе католические богословы понимали лишь как молитву о тех, кто будет приступать ко Св. Тайнам. В этом литургическом мнении явно проявилось влияние учения о filioque, которое привело к общей невосприимчивости католического сознания к действию Третьего Лица Св. Троицы.

Для восточной литургической традиции, в целом, весьма важным представляется обращение собрания верных к Богу в молитве призывания Св. Духа, совершаемое в предстоятельстве священника. Православный взгляд более выделяет это богочеловеческое соучастие в пресуществлении, когда священник от лица молящихся обращается ко Господу о соединении вышней благодати и земной молитвы в освящении Св. Даров «и просим, и молим, и мили ся деем, ниспосли Духа Твоего Святаго». Парадоксально, но именно эта часть евхаристического канона, в которой явственно выражается молитвенное соучастие народа Божия в тайносовершении оказалась лишней в западной литургической традиции, в которой средоточием таинства стала уже не столько молитва людей к Богу, а Его собственные слова, обращенные к ним. Вновь возобладало представление об отчужденном действии благодати, преподаваемой свыше без явно выраженного соучастия верных, которым отличается восточная литургия.

В употреблении в Евхаристии опресноков Римо-католическая исходит из предположения о том, что Спаситель совершил Тайную Вечерю в первый день опресноков и, следовательно, не мог использовать квасной хлеб, но это предположение не находит достаточных оснований в Св. Писании и Предании церковном. Этот обычай осуждал еще патриарх Фотий и впоследствии он стал одной из причин Великого раскола.

В таинстве крещения отличие католической традиции от православной наблюдается в крещальной формуле и в способе совершения этого таинства. Вместо слов «Крещается раб Божий во имя Отца, аминь, и Сына, аминь, и Св. Духа, аминь: ныне и присно и во веки веков, аминь», взятых из 49 правила апостольских постановлений, католический священник произносит более отягощенную его личным участием формулировку: «Я крещаю тебя во имя Отца и Сына и Св. Духа. Аминь».

Общепринятой формой совершания крещения в Католической Церкви признано не погружение, а обливание. Это приводит к потере символического смысла таинства, предполагающего переход из ветхой жизни в новую через образ смерти и обновления, которым является полное погружение в воду.

Таинство миропомазания в католической традиции называется конфирмацией и совершается епископом через помазание миром и возложение рук по достижении крещенными совершеннолетия, обычно в 14 лет.

В таинстве священства основное отличие Римской Церкви состоит в требовании обязательного безбрачия для лиц священного сана и в учреждении кардинальского сана.

Нет нужды говорить о том, что безбрачие духовенства в Католической Церкви было и остается совершенно неоправданным нововведением, которое прямо противоречит Свщ. Писанию и Преданию Церкви. Свщ. Писание прямо свидетельствует, что, по крайней мере, двое из апостолов – Петр и Филипп были женаты (; ), таким образом, сам основатель Римской кафедры не соответствует ее каноническим требованиям. Известно указание ап. Павла о единобрачии всего духовенства (). Целый ряд соборных постановлений утверждает право священнослужителей вступать в брак, и, более того, апостольские правила не разрешают священнослужителям оставлять семейную жизнь даже ради подвига благочестия.

Печальнее всего, что истинной причиной введения целибата в Римской Церкви были отнюдь не чрезмерные аскетические устремления, а вполне практический расчет курии – достичь максимального контроля над духовенством, лишив его всех личных привязанностей. В основе целибата лежит не отрицание достоинства брака самого по себе, а требование полностью посвятить себя церковному служению, которое не оставляет места личной жизни.

Учреждение и развитие института кардиналов также отражает в себе особенности католической экклезиологии. Сан кардинала – это высшая иерерхическая ступень в Римо-Католической Церкви; в порядке церковной иерархии кардиналы следуют сразу за папой, они выше епископов. Коллегия кардиналов выбирает из своей среды римского понтифика. Первоначально кардиналами могли быть в равной степени епископы, священники и даже диаконы, лишь начиная с 1962 г. звание кардинала соединяется с епископским саном.

В основе такого подхода лежит разделение властного и сакраментального начал иерархического служения, которого никогда не допускало православное церковное сознание. В восточной традиции высшая церковная власть всегда необходимо сопряжена со служением сакраментальным, которое собственно является ее источником. Правящий епископ имеет право и долг управлять своей церковной областью прежде всего в силу того, что он является в ней верховным священником, поэтому кардинал-диакон или кардинал-священник немыслим в Православной Церкви, ибо он не может быть верховным священником в своей церковной области. Косвенным подтверждением истинности такого взгляда является то, что, начиная с 1962 г., все кардиналы Католической Церкви имеют епископское достоинство. Но это решение порождает закономерный вопрос, а чем же тогда они отличаются от простых епископов и в чем особый смысл кардинальского служения.

Таинство брака Католическая считает нерасторжимым, хотя в определенных случаях он может быть признан недействительным. Совершителями таинства здесь выступают сами брачующиеся, священник выступает более как свидетель, что также не вполне согласуется с природой этого таинства, которое в ранней Церкви скреплялось и освящалось евхаристической Чашей.

Отступления католиков от древних преданий в совершении таинств

Число таинств у католиков такое же, как и в древней Церкви, то есть семь. Но общий взгляд на все таинства принципиально отличается от древнецерковного. Католики учат что таинства являются не только действительными, но и спасительно-действенным и, вне зависимости от состояния человека, который их приемлет .

Наша Церковь учит, что церковные таинства считаются действительными при совершении их всяким канонически правильно поставленным священником по Церковному уставу (если, в крайнем случае, крещение совершает мирянин, оно тоже считается действительным). Но спасительно-действенным таинство является только тогда, когда человек приемлет его с должным расположением. Апостол Павел в Первом послании к Коринфянам предупреждал о том, что если человек причащается без рассуждения, без должной подготовки, то он делает это в осуждение себе.

Католики же считают, что во всяком случае - вне зависимости от того, с верой или без веры подходит человек к восприятию таинства, - оно является спасительно-действенным.

Это очень опасно, потому что при таком подходе таинства начинают рассматриваться как некие магические обряды. То есть если правильно поставленный священнослужитель правильно прочтет положенные слова, если есть тот, над кем этот обряд совершается, и есть все внешние атрибуты, необходимые для его совершения (вода для крещения, хлеб и вино для Евхаристии), то наличие этих формальных элементов является достаточным для того, чтобы таинство оказалось спасительно-действенным.

Таинство крещения

В Православной Церкви формула крещения такова: "Крещается раб Божий имярек во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святого Духа, аминь" . У католиков же происходит перенос внимания на фигуру совершающего таинство. Католический священник говорит: "Я крещаю тебя" .

У католиков со средних веков введено обливательное или окропительное крещение. Мы не можем сейчас говорить об этом как об отличии, потому что и у нас за последнее столетие многие взрослые и дети были крещены таким образом. Но в нашей стране условия жизни были таковы, что Церковь была вынуждена допускать крещение обливанием или кроплением. В крайней ситуации такое крещение допускалось и древней Церковью - если надо было выбирать: крестить человека обливанием или не крестить вовсе. Католики же в средние века не были побуждаемы к этому никакими основательными неизбежными причинами. У нас хотя и был временный отход, но сейчас мы стараемся по возможности вернуться в отношении взрослых - и это есть уже во многих храмах - к практике крещения погружением, как это и было в древней Церкви, в то время как католики по-прежнему принципиально считают достаточным обливательное или даже только окропительное крещение.

Таинство миропомазания

В Католической церкви это таинство называется конфирмацией . Совершается оно, в отличие от Православной Церкви, как правило, епископом. Это отличие не так уж существенно, ведь и у нас священник помазывает миром, которое освящено архиереем. В практике Русской Православной Церкви миро раз в два года освящает Патриарх, затем оно распределяется по епархиям и по приходам (то есть епископ таким образом часть своих полномочий препоручает священнику). А у католиков сам епископ совершает это таинство через возложение рук.

Существенным отличием является то, что конфирмация не совершается над младенцем сразу после крещения, а лишь по достижении отроческого возраста . В разных странах и в разные века возраст конфирмации колебался от семи до двенадцати лет. Чем руководствуются католики, отодвигая миропомазание -конфирмацию - от крещения? Они учат так. Если младенец крещен, то он освобожден от вины первородного греха. Младенец личных грехов не имеет. Если он и умрет, то все равно будет спасен и сподобится лучшей участи, поэтому нет смысла преподавать ему другие таинства до достижения отроческого возраста. Это чисто внешний, рационалистический подход, при котором игнорируется благодатное действие таинств.

Таинство Евхаристии

Более всего отступлений от древне-церковной практики у католиков в таинстве Евхаристии. Во-первых, младенцев до конфирмации не причащают . Во-вторых, причащение мирян совершается только под видом хлеба . Хлеб для Евхаристии употребляется пресный .

Практика причащения мирян только хлебом возникла в средние века из соображений санитарно-гигиенических. В то время Европу часто посещали болезни, такие, как чума, холера, уносившие до четверти населения. Как один из способов борьбы с заразой и было введено причащение мирян только под одним видом, когда каждому причащающемуся дается так называемая облатка - кусочек пресного хлеба.

Понятно, что в этом проявилось неверие в силу таинства, исцеляющего не только духовные, но и телесные недуги, недостаточная вера в силу Тела и Крови Спасителя. Это произошло уже после отделения католичества от Вселенской Церкви, когда многое в церковной жизни католиков стало приходить в угасание.

Моментом преложения Святых Даров у католиков считаются установительные слова Христа Спасителя: "Примите, ядите, сие есть Тело Мое…" а не молитва призывания Святого Духа, как в Православной Церкви. Эпиклеза (призывание Духа Святого) есть в древних литургических текстах и конечно же в литургиях святого Иоанна Златоуста и святого Василия Великого. В католической мессе этой молитвы нет. В этом проявляется различие богословского подхода. Для католиков главное - произнесение формулы , даже если в роли этой формулы выступают слова Христа Спасителя. Главное - чтобы формула была вовремя произнесена.

Иначе в Православной Церкви. Хотя мы, молясь на каждой литургии, верим и знаем, что чудо совершится, что вино и хлеб действительно станут Телом и Кровью Христа Спасителя, но все же главное в литургии - это молитва о том, чтобы чудо совершилось, чтобы Дух Святой пришел и преложил то, что было хлебом и вином, в Тело и Кровь Христа Спасителя. А для католиков главное - это формула, а все остальное - обрамляющие ее моменты.

Таинство брака

Первое отличие состоит в том, что совершителями брака в Католической церкви признаются сами брачующиеся , а не священник. Брак и у них совершается в храме, перед алтарем. Священник дает жениху и невесте кольца. Но священник нужен лишь для признания канонической законности брака.

Второе отличие - признание абсолютной нерасторжимости брака . Развод у католиков недопустим ни по какой причине - даже по той, которая указывается самим Спасителем в Евангелии (то есть по причине нарушения супружеской верности). В Католической церкви супруг, который является пострадавшей стороной, не имеет права на развод и, следовательно, на вступление в другой брачный союз при жизни изменившей ему стороны.

Однако из книг известно, что в средние века католики разводились. Дело в том, что у католиков все можно изящно обойти. Брак абсолютно нерасторжим, но он может быть признан недействительным. По каким причинам? Главная причина - что брак совершался из побуждений, которые не соответствуют цели брачного союза. В средние века этим очень часто злоупотребляли, и иные европейские монархи не раз вступали в брак, пользуясь этой формулировкой. Теперь тоже таких процессов довольно много. Все они идут через Ватикан.

Большие хлопоты соответствующему ведомству Ватикана доставляют многочисленные процессы о признании недействительными браков, заключаемых жителями "третьего мира" (в основном испанцами и португальцами из Латинской Америки), с целью получить гражданство в странах Южной Европы (Испании, Португалии, Италии). В Испании и Португалии гражданский брак практически не имеет места или, по крайней мере, не дает права гражданства. Поэтому иные люди решаются на такое беззаконное действие.

Таинство священства

Во второй половине XI века у католиков был введен обязательный целибат (то есть безбрачие) священства.

Целибат не надо путать с монашеством. Священников и епископов из католических монашеских орденов не так много. Целибат - это просто обет отказа от семейной жизни.

В древней Церкви в брак могли вступать пребывающие в сане всех трех степеней священства: диакон, пресвитер и епископ.

В Послании апостола Павла к Тимофею говорится: "Епископ должен быть непорочен, одной жены муж" (1 Тим. 3, 2). Такая практика существовала на протяжении первых веков. Постепенно (примерно к VI веку) на Востоке утвердился обычай безбрачия епископата. При византийском императоре Юстиниане Великом все епископы стали обязательно безбрачными (не монахами, а именно безбрачными). И только потом, значительно позднее, стало так, что во епископы может быть рукоположен только монах. В древней Церкви, как и у нас сейчас, для диаконов и священников до хиротонии разрешался первый и единственный брак.

На Западе с самого начала брак духовенства скорее попускался, чем считался нормой. Там распространилась психология тушения браком, на брачный союз стали смотреть как на что-то нечистое, в особенности применительно к священнослужителям. На Востоке тоже существовало такое мнение, но оно было отвергнуто Соборами древней Церкви. Поместный Собор в городе Гангры, а затем и Трулльский Собор приняли специальные правила - каноны, в которых говорится, что, если кто отпускает жену свою или мужа своего не по стремлению к чистоте и благочестивой жизни, а по причине гнушения браком, таковой, если священник, - да будет извержен из сана, а если мирянин - да будет отлучен. Или если кто не желает принимать Причастие у женатого священника, потому что гнушается им, как живущим в браке, то таковой, если пресвитер, - да будет извержен, а если мирянин - да будет отлучен.

Отношение к браку как к чему-то оскверняющему человека древняя Церковь решительно не приняла. Однако на Западе оно постепенно укреплялось и привело к признанию всецелого обязательного целибата.

Рукоположение у католиков сохраняется. Единственное отличие - в том, что рукоположение епископа у них совершается одним епископом , а в Православной Церкви - не менее чем двумя. А прочее по форме достаточно похоже.

Диаконов у католиков почти не осталось. Они формально признаются, но чин диаконского служения при совершении католического богослужения не нужен. Само богослужение сокращено - нет ектений. Сан диакона для католиков - это просто ступенька: посвящаемый на 10 минут рукополагается в диакона, чтобы после этого стать пресвитером. Фактически же диакон отсутствует, как у нас фактически отсутствует иподиакон (кроме тех, кто служит при епископе). Тем не менее у нас каждый, кто рукополагается во диакона, сначала посвящается в чтеца (то есть иподиакона) и некоторое время, пока он стоит и ожидает диаконской хиротонии, бывает иподиаконом. Примерно так же у католиков произошло с диаконским служением.

Таинство покаяния

Католики учат, что грехи подразделяются на простительные и смертные .

Попутно необходимо заметить, что в некоторых наших молитвенниках, изданных в XX веке или западного издания, имеются перечни "Семь смертных грехов" или что-нибудь подобное. Все эти списки - по семь, по восемь и по девять - благополучно перекочевали к нам из католических книжек.

Какой грех называли смертным святые отцы? Не формально какой-то определенный: скажем, воровство или убийство. Исаак Сирин писал: "Грех к смерти есть тот, если кто, согрешая, в не раскаянии пребывает".

То есть смертным грехом является тот, в котором человек не раскаивается. Он может быть по видимости и мелким. Но если мелкая страсть крепко привязывает человека к земле и душа пребывает в не раскаянии, то и небольшой на первый взгляд грех может оказаться гибельным для души.

Святые отцы не делят грехи по каким-либо внешним признакам на смертные и простительные. У католиков же такое деление есть.

Кроме этого каждый грех делится на два составляющих его элемента: вина греха и наказание за грех .

В чем же особенность католического учения об исповеди?

В крещении человеку прощаются все грехи: и смертные, и простительные: и в отношении вины, и в отношении наказания. То есть в крещении человеку прощается все.

А в таинстве исповеди, как учат католики, все происходит по-другому: смертные грехи прощаются и в отношении вины, и в отношении наказания, но вот простительные грехи прощаются только в отношении вины, а наказание при этом остается. Наказание человек непременно должен понести. Отсюда и индульгенции, и учение о чистилище и о разного рода канонических наказаниях.

Понести наказание - это способ дать Богу удовлетворение. Поэтому после исповеди, как правило, духовник выдает католику точный перечень канонических наказаний, которые тот должен понести за грехи. Католическое "Руководство по пастырскому богословию" - книга Очень толстая, по содержанию похожая на "Уголовный кодекс". Там написано, за кой грех, при каких обстоятельствах, в каком возрасте, при каких смягчающих, при каких отягчающих обстоятельствах и т.д. полагается такое-то наказание. Оно может быть увеличено, смягчено, за него может быть дана такая-то индульгенция. Одним словом, все очень точно расписано, и это понятно. Ведь если видеть спасение в удовлетворении, которое непременно нужно принести, то важно не ошибиться, потому что если наказание дать меньше, чем полагается, то человек будет приносить его в чистилище, а духовник ответит за то, что он не наложил правильного наказания по мере исповеданных грехов. Духовник здесь выступает как судья, а не как душепопичитель. Этот аспект весьма преувеличен в католической пастырской практике.

И еще одна интересная особенность, связанная с католическим учением о спасительной действенности таинств вне зависимости от расположения приступающего к таинству. Как считают католики, для того, чтобы таинство покаяния оказалось спасительным, не требуется глубокого сокрушения, продиктованного любовью к Богу, а достаточно легкого сожаления о грехах, продиктованного страхом или другими мотивами.

Это учение католики выделяют как один из самых положительных моментов своей доктрины в учении о таинстве исповеди. В Римо-католической богословской энциклопедии, вышедшей в 1967 году, написано по этому поводу следующее:

"Превосходство нового закона как раз в том и состоит, что неполное сокрушение, не являвшееся достаточным для отпущения грехов ни в первобытной религии, ни в религии иудейской, становится достаточным в соединении с таинством в религии христианской".

Получается, что подлинное покаяние, которое требовалось в первобытных религиях и в иудаизме, теперь не требуется (и в этом будто бы главное преимущество Нового Завета). Поэтому теперь на исповеди можно покаяться лишь слегка и тем не менее получить разрешение грехов. Это опять проявление того же формального, внешнего подхода к таинствам.

Католическая экклезиология: папский примат и папская непогрешимость

Наиболее ярко отражает сущность католицизма слово папизм . Кто же такой Римский Папа и как о нем учат сами католики? Его официальный титул:

"Епископ Рима, Заместитель Христа, Преемник Князя Апостолов, Верховный Первосвященник Вселенской Церкви, Патриарх Запада, Примас Италии, Архиепископ и митрополит провинции Романии, Суверен государства-града Ватикан, раб рабов Божиих".

Латинское слово викарий буквально переводится как "заместитель" или "наместник" - именно в таком смысле понимается католиками роль Римского Епископа. Под Князем Апостолов подразумевается святой апостол Петр, который мыслится католиками как некий абсолютный, монархический возглавитель апостольской общины. Примас - это значит "старейший", "первенствующий" из епископов. Слово суверен означает независимый светский правитель. Очень симптоматично, что поныне папа решительно настаивает на том, чтобы оставаться независимым главой светского государства, хотя бы такого маленького, территория которого занимает меньше гектара .

Может быть, этот громкий титул - только дань истории? В Средние века и в эпоху Возрождения такого рода титулы были очень в ходу. Православный Александрийский Патриарх и сейчас официально именуется Тринадцатым Апостолом и Судией всей вселенной.

Но когда Александрийский Патриарх произносит свои титулы, он понимает, что это не более чем некий привесок, оставшийся от громких и славных веков. А для католиков титул папы - это не просто пышные слова, не гомилетика, не искусство красноречия, это предмет веры .

Именно на этом, на признании того, что папа является преемником Князя апостолов, видимым главой Церкви и заместителем Христа на земле, зиждется римский католицизм. Все остальное католики готовы затушевать. Например, современные униаты стараются не делать акцент на других догматических отличиях.

Что же вытекает из этого титула на практике? В римо-католическом праве записано: "Верховная кафедра (то есть кафедра епископа Римского. - Ред.) никем не может быть судима".

Из этой короткой фразы следует, что Римский Первосвященник не подлежит суду Вселенского Собора и что в самой Римо-Католической Церкви нет такого органа, который мог бы сказать папе, что он заблуждается, поступает неправильно, и осудить его. Папа выше Церкви и выше Вселенского Собора.

А также самые правила Вселенского Собора не могут быть признаны действительными, если Собор не был созван папой и эти правила не были им утверждены. Ни один епископ в мире не может считаться подлинным епископом, если он свое посвящение получил без санкции Римского папы.

Из учения о том, что папа стоит выше Вселенской Церкви, что он неподсуден не только человеческому, но и церковному суду, католики сделали еще один очень страшный вывод.

У них существует догмат о папской непогрешимости.

Это не значит, что католики считают, будто бы папа как человек лично непогрешим. Когда в некоторых полемических трудах указывается на недостойную жизнь отдельных пап и с этой точки зрения подвергается критике этот догмат, то это несерьезный аргумент.

Католики учат, что Римский Первосвященник, когда он говорит от лица всей Церкви (есть такой римо-католический термин ex cathedra, то есть "с кафедры" - не в том смысле, что он обязательно произносит свои слова, восшедши на кафедру, но в том, что он выступает официально) о вопросах вероучения или нравственности, не может заблуждаться и его определения непогрешимы сами по себе и не нужно ни подтверждения, ни принятия их церковной Полнотой.

Это довольно новый догмат. Он был принят только в 1870 г. на Первом Ватиканском Соборе, который католики называют Двадцатым Вселенским. Они продолжали счет Вселенских Соборов, причисляя к ним некоторые свои Соборы периода Средних веков, Возрождения и Нового времени. Сейчас они насчитывают двадцать один Вселенский Собор.

Если признать этот догмат, то получается, что свойство непогрешимого учительства, которое принадлежит всей Церкви в целом, присваивается одному лицу - Римскому Епископу.

А кто у нас в Православной Вселенской Церкви считается хранителем истины? Есть ли какой-то орган, который дает такие определения, которые все должны принимать и считать, что они безусловно являются истиной?

Может быть, Вселенский Собор? А кто определяет, является ли Собор Вселенским? Между Третьим и Четвертым Вселенскими состоялся Собор, который потом в церковной истории получил название Ефесского разбойничьего соборища. На нем присутствовали почти все епископы Востока, так что формально его можно было бы назвать вселенским. Но эти епископы пребывали в монофизитском заблуждении. Собор этот, конечно, не был признан Церковью.

В Православии для того, чтобы даже самый авторитетный Собор был признан Вселенским, нужно, чтобы его постановления были приняты Полнотой Церкви . Чтобы весь народ церковный сказал свое "да" на постановления этого Собора. И только если это "да" от народа Божия прозвучит, то будет утверждено, что Собор подлинно отражает учение всей Церкви. Это определяется не по каким-либо внешним признакам, таким, как формальное большинство голосов: в истории Церкви неоднократно бывало, что большинство составляли еретики. Мы исповедуем веру во единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Соборная Церковь - это не просто статистический перечень тех, кто ходит в храм. Мы веруем в то, что, несмотря на немощи человеческие, несмотря на заблуждения иерархов и мирян, Церковь как Полнота не может ошибаться.

В Послании Восточных патриархов 1848 г. (к которому присоединился, признав его отражающим веру Церкви, и Святейший Синод Российской Церкви написанном по поводу призыва тогдашнего Римского папы к соединению (конечно, на католических условиях), говорится так:

"Хранительницей истины и благочестия является у нас вся Полнота Церкви .

Эта формулировка, по сути дела, развивает слова апостола Павла, что Церковь есть "столп и утверждение истины" (1 Тим. 3, 15). Она не содержит указания на какой-либо внешний авторитет. Таким образом, нет никакой внешней зацепки, которая даст возможность наверняка знать, кто безусловно говорит истину, а кто заблуждается, чтобы можно было просто присоединиться к одному мнению, а другое отвергнуть - и больше ни о чем не думать.

В этом и заключается кардинальное отличие православной точки зрения от католической.

Но ведь в Церкви на каждого из нас возложено то, что апостол Павел называет бременем свободы , говоря:

"Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства" (Гал. 5, 1) и "Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков" (1 Кор. 7, 23).

В жизни христианина всегда есть внутренняя проблема, которую каждый из нас должен разрешать сам, и никто не имеет права переложить ответственность на другого. Это проблема пребывания в церковной истине, в согласии с Церковью. Критерий истины для всякого православного христианина в том, чтобы свое личное мнение проверять Преданием церковным. И здесь не может быть никакой внешней указки. Конечно, Поместные Соборы, решения Патриарха, постановления Синода - это те важнейшие ориентиры, которым должен следовать христианин. Но если вдруг Собор или Патриарх впадут в заблуждение в вопросах канонических или даже вероучительных, то конечный суд - это суд совести каждого христианина. История знает примеры, когда патриархи заблуждались (это было и в Константинопольской Церкви, и в Антиохийской, и в Александрийской), когда Соборы принимали неправильные решения.

Как, скажем, Собор, осудивший Патриарха Никона, который безусловно был дивным святителем и борцом за церковную правду. Церковь и народ не помнят этого Собора, память его с шумом упала, а память о Патриархе Никоне вошла в историю Русской Церкви.

Какие выводы делают сами католики из своего учения о папе? Приведу несколько цитат из авторитетных римо-католических богословов. По этим цитатам можно увидеть, как такое учение приводит к кардинальному искажению римо-католического духовного мира.

"С каждым папой Христос пребывает вполне и совершенно в таинстве и авторитете".

Если заменить в этой формулировке слово "папа" на слово "Церковь", то она будет звучать вполне православно. Это характерный образец того, как католики переносят на фигуру Римского Епископа то, что является на самом деле свойством всей Церкви.

В XIX веке немецкий богослов Дирингер, автор официально признанного католиками учебника по догматическому богословию, писал:

"В папе продолжается бого-воплощение или соединение Божества с человечеством, занимающее середину между соединением ипостасным и нравственным".

Мы знаем, что ипостасное соединение Божества и человечества имело место в Лице Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа. К соединению нравственному призван каждый из нас. Обожение по благодати - это цель жизни христианина. Католики не дерзают сказать про папу, что в нем продолжается ипостасное соединение Божества и человечества, ибо это значило бы совсем уподобить папу Христу Спасителю. Но они не говорят применительно к папе и о нравственном соединении, как у всех прочих людей. А говорят они, что папа находится посредине между всеми людьми и Христом Спасителем.

Еще одна очень характерная цитата. Уже в нашем столетии в книге французского епископа Буго, которая называется "Церковь" (Париж, 1922), написано следующее:

"В таинстве Евхаристии имеем, так сказать, лишь половину Христа, ибо Он вне таинства Евхаристии. Где же искать другую половину Иисуса Христа, реально пребывающего в Церкви? Она в Ватикане, она в папе. Папа есть второй способ реального присутствия Иисуса Христа в Церкви. Христос создал Себе два способа реального присутствия, совершенно различных, оба неизъяснимых и которые, соединенные вместе, образуют полноту Его вочеловечения. О великая тайна двух покрывал, под которыми скрывается Иисус Христос в Своей целости! Идите к Иисусу, глаголющему: идите к папе. В этом и состоит тайна христианства. Это чудо реального присутствия, воплощения, предложенного и распространенного под двумя покровами".

Вот как добрый католик относится к Римскому Епископу. Это тем более страшно и трагично, что приведенные выше слова писались не лицемерно, не с желанием что-то для себя приобрести. Автор этих строк - человек искренне верующий, но только предмет его веры, объект, к которому устремлены все его религиозные переживания и чувства, решительно не достоин того, во что и в Кого должен верить христианин. Ведь он приравнивает таинство Евхаристии к тому переживанию, которое испытывает католик, когда он видит Римского Епископа или прикасается к нему. Это трагично, так как это есть кардинальное искажение веры христианской и замутнение образа Того Единого Посредника между Богом и человеком, Каковым является Господь Иисус Христос.

Кардинал Беллармин (XVI в.) писал:

"Папа в прямом и абсолютном смысле слова выше Вселенской Церкви".

Тот же Беллармин из этого делал еще более страшный вывод о том, что если бы папа предписал считать добродетель пороком , а порок добродетелью, то Церковь должна была бы поступать так, как ей предписывает папа . Конечно, писалось это исходя из веры в то, что папа никогда не прикажет считать добродетель пороком. Но характерно то, что нравственные ориентиры всей Полноты Церкви ставятся в зависимость от слова одного только епископа, пусть даже верховного.

В том же XVI веке другой кардинал, Каэтан, сказал очень неслучайные слова: "Церковь есть рабыня папы". Ссылаясь на Священное Писание, католики часто приводят в качестве аргумента известные слова Христа Спасителя апостолу Петру: "Ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою" (Мф. 16,18).

Слова эти были сказаны Христом Спасителем незадолго до крестных страданий. Перед этим Он вопрошал учеников: "За Кого люди почитают Меня?.. Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков" (Мф. 16,13-14). Многие тогда, хотя относились ко Христу хорошо, не понимали того, что Он есть пришедший на землю Мессия. Спаситель спросил у учеников: "А вы за Кого почитаете Меня?" И от имени учеников апостол Петр ответил: "Ты Христос, Сын Бога живаго". За что и получил в ответ: "Блажен ты, Симон, сын Ионин; потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах" и "Ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее".

Католики любят говорить, что здесь дано апостолу Петру быть неким особым главой и камнем краеугольным, на котором зиждется Церковь. Святые отцы понимали эти слова, сказанные Спасителем апостолу Петру, совсем по-иному. В том смысле, что камнем, на котором зиждется Церковь, является высказанная апостолом Петром вера в Христа как Сына Божия .

И действительно, где нет признания Христа Сыном Божиим, там нет и Церкви. Новейшие учения вроде толстовства или древние ереси типа арианства, или несторианства, которые так или иначе ставили под сомнение подлинность богочеловечества Иисуса Христа, находятся за пределами церковности.

Католики же понимают эти слова буквально и говорят о том, что Римский Епископ является преемником апостола Петра и что он есть тот камень, на котором стоит Церковь. Если вынуть краеугольный камень, то вся постройка рухнет. Поэтому даже Вселенский Собор не может созываться, как считают католики, когда папа Римский умер. В отсутствие Римского Епископа Церковь не обладает ни непогрешимостью, ни полнотой вероучительных определений, и нужно ждать, пока будет избран новый папа, ибо только он может вести дальше церковный корабль.

Власть папы возрастала и развивалась на протяжении веков. Такое возвышение Римского Епископа объясняется и объективными историческими обстоятельствами. Город Рим был единственной апостольской кафедрой на Западе.

Долгое время государственность на Западе была очень нестабильна, и единственным стойким институтом была Римская кафедра во главе с Римским Епископом.

К Римскому Епископу на протяжении веков обращались как к арбитру в спорах с еретиками, появлявшимися на Востоке, и он привык осознавать себя таким арбитром, который выносит суждения по поводу всех догматических и иных воззрений.

К этому, конечно, прибавилась и человеческая немощь, гордость, иной раз просто малодушие, а иногда совершенно рационалистическое маловерие.

Все эти факторы вместе привели сначала к учению о главенстве Римской кафедры над всей Церковью, потом уже о главенстве самого Римского Епископа. Затем был сделан вывод, что Римский Епископ является абсолютным и неподсудным главой Церкви, а значит, ошибаться он не может. Как же может ошибаться тот, о ком Церковь не может выносить никаких определений? Так что здесь был великий соблазн и, в некотором смысле, победа врага рода человеческого, который для многих и многих миллионов христиан исказил образ подлинной веры Христовой.

Римская курия

Современное положение и структура Римо-католической церкви

В настоящее время главой Католической церкви является Папа Иоанн Павел II, поляк по происхождению. Это первый более чем за 500 лет папа-неитальянец и первый папа-славянин. До избрания на папский престол он был кардиналом Краковским.

Избирают Римского папу кардиналы , то есть высший слои духовенства Римо-католической Церкви, который идет сразу вслед за папой. Кардиналов немного, всего около 250 человек. Они избирают папу на особом заседании, которое называется конклав .

Конклав - это интересное, идущее со средних веков установление Римской Церкви. В переводе с латыни означает "со ключом". Участников заседания вводят в некое помещение, вход закладывают кирпичами, цементируют. Выйти с конклава кардиналы могут только тогда, когда изберут нового Римского папу. В XIV веке был случай, что кардиналы полтора года не могли ничего решить, люди возмутились и заперли их, сказав, что, пока новый папа не будет избран, они оттуда не выйдут. С тех пор утвердилась такая практика. Сейчас конклавы происходят в Сикстинской капелле. Чтобы побудить кардиналов к скорейшему избранию нового папы, им каждый день дают пищу во все меньшем количестве и все худшего качества. Римский папа избирается двумя третями голосов кардиналов.

Папа руководит Римо-католической Церковью при помощи центрального государственного аппарата, который называется Римская курия . Это своего рода правительство, в котором есть подразделения, называемые конгрегациями . Они осуществляют руководство определенными областями церковной жизни. В светском правительстве это соответствовало бы министерствам.

Есть конгрегация по вопросам вероучения, которая должна рассматривать вопросы, связанные с чистотой католической доктрины. Есть конгрегация дисциплины таинств, которая рассматривает все спорные вопросы, связанные с совершением таинств. Есть конгрегация канонизации святых.

Особенное отношение к нам имеет конгрегация по делам Восточных Церквей, которая занимается униатами.

Униаты , или католики восточного обряда , - это выходцы из Православной Церкви или из древних восточных Церквей (Коптской, Армяно-григорианской и др.), которые присоединились к Католической Церкви, признали ее вероучение и главенство Римского папы, но сохранили свой богослужебный обряд. Например, на Украине или в Белоруссии - это традиционный византийский обряд, который употребляется и в нашей Церкви. Но как глава Церкви на литургии, безусловно, поминается Римский папа.

Римский папа руководит Католической Церковью как абсолютный монарх, конгрегации же являются лишь совещательными и административными органами при нем. Римо-католическая Церковь насчитывает сейчас более 600 миллионов членов. Это самая большая из христианских конфессий. Католицизм распространен прежде всего в странах Южной и Центральной Европы, а также в странах Южной и Центральной Америки (в силу того, что колонизация их осуществлялась в свое время испанцами и португальцами). Много католиков также в Северной Америке, в США, особенно в южных штатах, которые тоже были исторически связаны с Испанией, и в восточных штатах. Распространен католицизм и в таких странах Юго-Восточной Азии, как Индонезия и Филиппины. Из стран, которые входили в состав Российской империи, католическими являются Польша, страны Прибалтики - Латвия и Литва, особенно Литва. В Латвии лютеран больше, чем католиков. Эстония исторически преимущественно лютеранская страна. Там есть католики, но более всего лютеран.

Структура Католической Церкви похожа на нашу. Там есть епископат: митрополиты, архиепископы, епископы. Эта структура напоминает то, что было в древней Церкви.

У католиков есть и монашество, в отличие от православных католические монахи объединены в так называемые монашеские Ордена . Что это значит? У нас каждый монастырь живет своей самостоятельной жизнью и подчинен епархиальному архиерею. Ставропигиальные монастыри подчинены непосредственно Святейшему Патриарху. У католиков ряд монастырей с одним уставом подчиняется одному общему главе, который называется генералом монашеского Ордена. Он, как правило, является настоятелем старейшего из монастырей этого Ордена. Монастыри Ордена могут быть разбросаны по огромной территории, даже по всему миру, но тем не менее у них есть единое общее руководство, которое направляет всю их жизнь.

Орден бенедиктинцев - самый древний. Он возник еще в V веке. Его основателем был святой древней неразделенной Церкви Бенедикт (или, в нашем произношении, - Венедикт ) Нурсийский . Это был монах, подвижник благочестия, который организовал первые монашеские общины на Западе и дал им устав, основанный на восточных уставах. Известен девиз преподобного Венедикта: "Молись и трудись", который он положил в основу своего монашеского устава. В XII - XIII веках возникли Ордена францисканцев и доминиканцев , названные по именам своих основателей - католических подвижников Франциска и Доминика .

Вступавшие в Орден францисканцев давали обет нищенствования. Орден доминиканцев известен в истории прежде всего тем, что именно ему было поручено ведение инквизиционных процессов, то есть процессов по выявлению, суду и казни мнимых или действительных еретиков. Сами доминиканцы любили называть себя иначе, употребляя некоторую игру слов. Дело в том, что по-латыни Domini canes - "собаки Господни". Они так и называли себя, подчеркивая свою охранительную и антиеретическую роль. Интересно, что у нас в истории было нечто похожее с опричниками. Они присваивали себе подобный символ.

Наверное, более всех других католических Орденов известен Орден иезуитов . Он основан в 1534 году испанским дворянином Игнатием Лойолой со специальной целью - противодействия протестантизму и вообще борьбе с любыми некатолическими конфессиями. У иезуитов есть так называемый специальный четвертый обет , которого нет ни в каком другом монашеском Ордене. Три обычных монашеских обета - безбрачие, послушание и нестяжательство - всем известны, они одинаковы на Востоке и на Западе. У иезуитов есть еще обет абсолютного послушания папе .

Орден иезуитов построен очень своеобразно и интересно. Там существует многоступенчатая иерархия. Есть послушники, есть так называемые новички; на следующей ступени человек дает три обета - и потом только избранные дают обет абсолютного послушания папе. Из них уже выбираются руководящие члены Ордена. История иезуитов более или менее всем известна, так же как и их лозунг, что благая цель оправдывает средства , с помощью которых она достигается. Поныне из Ордена иезуитов выходит значительная часть епископов Римо-католической Церкви. Иезуитам принадлежат большинство католических средств массовой информации и издательств. Чтобы представить размах их деятельности, можно привести такие цифры: они руководят 94 католическими высшими учебными заведениями и 59 светскими учреждениями, не носящими специально духовного характера. Они осуществляют общее руководство всей миссией Римо-католической Церкви.

Весь мир разбит иезуитами на 50 провинций, или областей. Во главе каждой из этих областей стоит управляющий, или препозит , который руководит иезуитами на этой 50-й части мира. Иезуитам дано исключительное право не подчиняться местным католическим епископам. Они подчиняются только генералу Ордена, а тот - Римскому папе. Местный епископат не имеет никакой власти над иезуитами.

Католическая миссия на территории нашей страны сейчас в значительной мере руководится и осуществляется Орденом иезуитов.

В 1917 году, сразу же после Февральской революции, в нашей стране католиками был основан Папский восточный институт. Он должен был осуществлять руководство работой на территории России. В 20-е годы высокопоставленные представители Ватикана не раз бывали в советской России и встречались с тогдашним руководством.

Вот слова, сказанные главой миссии Ватикана на территории России французом Мишелем д"Эрбиньи в 1922 году:

"Большевизм умерщвляет священников, оскверняет храмы и святыни, разрушает монастыри. Но не в том ли как раз заключается религиозная миссия антирелигиозного большевизма, что она обрекает на исчезновение носителей схизматической мысли (речь идет о православных. - Ред. ), то есть делает "чистый стол", tabula rasa , и этим дает возможность к духовному воссозиданию России".

На протяжении 20-х и в начале 30-х годов католики активно пытались использовать ситуацию в нашей Церкви, пытались истолковать мученичество сотен тысяч православных как благоприятный шанс будущей католической миссии на территории России, освобожденной от "схизматического" влияния. Примерно так они поступают и сейчас.

В Москве есть несколько католических приходов. Сейчас кроме храма святого Людовика на Лубянке открыт костел на Малой Грузинской. Католики претендуют еще примерно на семь зданий. В Москве есть Католическая семинария, которая в отличие от многих новообразованных православных учебных заведений очень быстро получила регистрацию и помещение. Сейчас в стадии образования находится Католический университет, который официально именуется Интерконфессиональным. Они приглашают к обучению не только католиков, но и представителей других конфессий и даже вообще людей нехристианского мировоззрения, учитывая накопленный веками богатый опыт образовательной и воспитательной работы по формированию католического мировоззрения.

В Москве пребывает католический епископ. Он, правда, не является главой Римо-католической Церкви на территории России. Пока еще католики этого шага не сделали, ибо назначить епископа в Москву и назвать его экзархом всея России или дать ему титул архиепископа или митрополита было бы слишком вызывающе.

Пока еще в Москве нет униатов, по крайней мере официально. Те приходы, которые есть в Москве, - западного, латинского обряда. Там месса может совершаться и на латинском языке, и на европейских или на русском. Есть целый ряд средних школ, в которых представители Католической семинарии или прихода святого Людовика преподают Закон Божий.

У нас сейчас нет точных статистических данных о количестве католиков в России, потому что опросов по признаку конфессиональной принадлежности не проводилось. Понятно, что в Литве формальных католиков насчитывается 70-80% всего населения. Количество католиков на территории России никогда не превышало 1,5-2% населения. Поэтому если сейчас создаются какие-то епархии в Магадане или в Новосибирске, то очевидно, что главная цель - не окормление ста или двухсот католиков, а именно миссионерская деятельность, прозелитизм - обращение населения, живущего в этих местах.

P .S. В Смоленске, например, до последнего времени не было католиков. Сейчас там организован приход, который реально посещают 10 - 15 человек. Но община, которая была записана, насчитывала до 1,5 тысяч человек. Так получается потому, что есть люди, которые не являются на деле католиками, но сознательно желают католического влияния, как "цивилизованного европейского" в противовес "кондовому православию".

Иезуиты

Иезуиты - преданные слуги папы и ревнители его власти, иезуиты выработали целую практическую систему, дабы поступки человеческой совести направлять разнообразно, смотря по требованию обстоятельств. Основным правилом иезуитского ордена служит безусловное подчинение высшим и всех генералу ордена. Иезуит не знает, что такое добро само по себе; высшая доблесть у него - послушание; следовательно, можно делать все, даже преступление, если в этом нужно выполнить долг послушания. Поставив для себя задачу в том, чтобы сохранить в целости римско-католическую форму христианства и подчинить этой форме, если можно, весь мир, иезуиты чудовищным образом попирают нравственный божественный закон во имя закона же.

Преследуя свою цель - подчинить волю католика внешнему, якобы непогрешимому, божественному авторитету в лице папы и сделать из неё вполне послушное орудие папской воли, иезуиты стали заботиться не о том, чтобы духом евангельского закона возбудить и усилить нравственное чувство в римских католиках до того, чтобы при его помощи и при свете Слова Божия они могли чувствовать и ясно сознавать, что в каждом акте их деятельности есть добро и что зло, что составляет их обязанность и что - грех, а о том, чтобы ослабить, угасить это чувство и заменить его различными внешними предписаниями, которыми бы, однако же, наилучшим образом достигалась цель ордена.

Ввиду этого, иезуиты все свое внимание направили на то, чтобы предусмотреть каждый возможный случай в жизни человека и выработать для его поведения подробные, точные и обстоятельные правила (казуистика). Но так как вытравить нравственное чувство из природы человеческой оказалось делом непосильным, даже для иезуитов, и так как они видели, что благодаря этому чувству люди, не одушевленные истинной любовью к Богу и к ближним, находят для себя внешний закон игом тяжелым и неудобоносимым, а одушевленные удаляются и от самих иезуитов, и от их цели, то богословы этого ордена и стали стремиться к тому, чтобы верующие под видом исполнения нравственного закона, в сущности, привыкли нарушать его, но не подозревали бы этого и всегда были покорны им.

Приемы, к которым прибегали и прибегают иезуиты для произведения такой метаморфозы с христианской нравственностью, т.е. чтобы люди, нарушая нравственный закон, были убеждены, что в точности исполняют его, состоят в следующем:

1. предлагая верующим положительные евангельские требования или заповеди, они заботятся не о том, чтобы эти верующие понимали и исполняли их согласно с духом евангельским и по образцу, указанному Христом, но о том, чтобы так или иначе извинить их нарушение, а равно облегчить и упростить их исполнение. Относительно, напр., гражданских законов они прямо учат, что их "можно не исполнять", если, напр., большинство сограждан не исполняет или совсем не принимает их или, по-видимому, не намеревается принять.

2. Говоря о положительных запрещениях евангельского закона или о грехах, иезуитские богословы заботятся, главным образом, о том, чтобы как можно больше расширить область так называемых простительных грехов, т.е. таких грехов, которые, по иезуитским понятиям, не требуют очищения чрез таинство покаяния и потому не могут считаться грехами в собственном смысле. К числу таких грехов относятся: суетные помыслы, желания и вожделения, не переходящие в дела, расточительность, леность, невоздержность в еде и питии, алчность к деньгам и т.п.

Но и то, что они признают тяжким или смертным грехом, требующим покаяния и удовлетворения, у них легко превращается в простительный грех, коль скоро к нему может быть применено одно из восьми условий, совершающих это превращение; напр., "если согрешивший усматривал злостность как бы в дремоте или если он, согрешив, после того внимательно обсудил дело и убедился, что не впал бы в грех, если бы поступок его с самого начала представился ему в настоящем его виде" и т.п.

3. Приучают прямо ко лживости, утверждая, что можно, не греша, скрывать правду и говорить что-либо в одном смысле и в то же время подразумевать про себя другой смысл (мысленные ограничения); напр., по иезуитской морали, "присяга вяжет совесть в том лишь случае, когда присягающий действительно имеет про себя намерение присягнуть, если же он, не имея такого намерения, произносит лишь формулу присяги, то он не считается присягнувшим и не вяжется присягою" и т.п.

Еще более тонкую и развращающую сердце нравственную ложь проповедуют иезуиты во всех тех случаях, когда считают нужным то порицать, то извинять одно и то же преступление, смотря по тому, с каким намерением преступник совершал его или с какой точки зрения он смотрел на объект своего преступления; напр., прелюбодейная связь не ради прелюбодеяния, а ради чадородия не есть что-то нравственно недозволенное, так как чадородие есть не злостная, а добрая цель. Неудивительно теперь, почему все то, что на языке простых смертных называется убийством, воровством, клеветою, предательством и проч., на языке иезуитов называется "законным ограждением своей жизни, здоровья, чести и имени" или превращается в "законное самовознаграждение".

Равным образом ясно теперь, что известный, осуждаемый всеми здравомыслящими людьми, принцип - цель освящает или оправдывает средства - считается и должен по праву считаться принципом собственно иезуитским, хотя он, так формулированный, нигде не встречается в их сочинениях и хотя они на словах обыкновенно отказываются от него.

4. Самый же обыкновенный и употребительный способ полнейшего извращения нравственного закона, практикуемый иезуитами, состоит в так называемом пробабилизме, или правдоподобии. Сущность пробабилизма заключается в следующем правиле: "Кто в своих действиях руководствуется правдоподобным мнением (opinio probabilis), тот может быть спокоен, ибо ни в каком случае не грешит. Правдоподобным признается всякое мнение, основанное на доводах сколько-нибудь уважительных, т.е. если имеет за себя авторитет нескольких мужей благочестивых, мудрых и опытных или даже одного такого мужа".

Вся ложь и безнравственность пробабилизма заключается в том, что он, во-первых, учит католиков сообразовать свои действия не с нравственным законом Божиим, а с мнениями отцов иезуитов, и притом с мнениями только похожими на правду или правдоподобными, во-вторых, уверяет, будто человек, следующий какому бы то ни было правдоподобному мнению, хотя бы было много других правдоподобных мнений, даже прямо противоположных ему (т.е. считающих известное действие грехом смертным), и в том числе немало правдоподобных, "ни в каком случае не грешит, потому что действует в пределах правдоподобия". Он может погрешить только в том единственно случае, когда будет следовать мнению, осужденному папою. Насколько пробабилизм сам по себе безнравственен и вреден, можно видеть из того, что нет такого порока, начиная с грубейших и кончая самыми утонченными, нет той слабости, для которой бы иезуиты не придумали благовидного оправдания и поблажки.

В настоящее время главой Католической церкви является Папа Бенедикт XVI, поляк по происхождению. Это первый более чем за 500 лет папа-неитальянец и первый папа-славянин. До избрания на папский престол он был кардиналом Краковским.

Избирают Римского папу кардиналы, то есть высший слои духовенства Римо-католической Церкви, который идет сразу вслед за папой. Кардиналов немного, всего около 250 человек. Они избирают папу на особом заседании, которое называется конклав.

Конклав - это интересное, идущее со средних веков установление Римской Церкви. В переводе с латыни означает «со ключом». Участников заседания вводят в некое помещение, вход закладывают кирпичами, цементируют. Выйти с конклава кардиналы могут только тогда, когда изберут нового Римского папу. В XIV веке был случай, что кардиналы полтора года не могли ничего решить, люди возмутились и заперли их, сказав, что, пока новый папа не будет избран, они оттуда не выйдут. С тех пор утвердилась такая практика. Сейчас конклавы происходят в Сикстинской капелле. Чтобы побудить кардиналов к скорейшему избранию нового папы, им каждый день дают пищу во все меньшем количестве и все худшего качества. Римский папа избирается двумя третями голосов кардиналов.

Папа руководит Римо-католической Церковью при помощи центрального государственного аппарата, который называется Римская курия. Это своего рода правительство, в котором есть подразделения, называемые конгрегациями. Они осуществляют руководство определенными областями церковной жизни. В светском правительстве это соответствовало бы министерствам.

Есть конгрегация по вопросам вероучения, которая должна рассматривать вопросы, связанные с чистотой католической доктрины. Есть конгрегация дисциплины таинств, которая рассматривает все спорные вопросы, связанные с совершением таинств. Есть конгрегация канонизации святых.

Особенное отношение к нам имеет конгрегация по делам Восточных Церквей, которая занимается униатами.

Униаты, или католики восточного обряда, - это выходцы из Православной Церкви или из древних восточных Церквей (Коптской, Армяно-григорианской и др.), которые присоединились к Католической Церкви, признали ее вероучение и главенство Римского папы, но сохранили свой богослужебный обряд. Например, на Украине или в Белоруссии - это традиционный византийский обряд, который употребляется и в нашей Церкви. Но как глава Церкви на литургии, безусловно, поминается Римский папа.

Римский папа руководит Католической Церковью как абсолютный монарх, конгрегации же являются лишь совещательными и административными органами при нем. Римо-католическая Церковь насчитывает сейчас более 600 миллионов членов. Это самая большая из христианских конфессий. Католицизм распространен прежде всего в странах Южной и Центральной Европы, а также в странах Южной и Центральной Америки (в силу того, что колонизация их осуществлялась в свое время испанцами и португальцами). Много католиков также в Северной Америке, в США, особенно в южных штатах, которые тоже были исторически связаны с Испанией, и в восточных штатах. Распространен католицизм и в таких странах Юго-Восточной Азии, как Индонезия и Филиппины. Из стран, которые входили в состав Российской империи, католическими являются Польша, страны Прибалтики - Латвия и Литва, особенно Литва. В Латвии лютеран больше, чем католиков. Эстония исторически преимущественно лютеранская страна. Там есть католики, но более всего лютеран.

Структура Католической Церкви похожа на нашу. Там есть епископат: митрополиты, архиепископы, епископы. Эта структура напоминает то, что было в древней Церкви.

У католиков есть и монашество, в отличие от православных католические монахи объединены в так называемые монашеские Ордена. Что это значит? У нас каждый монастырь живет своей самостоятельной жизнью и подчинен епархиальному архиерею. Ставропигиальные монастыри подчинены непосредственно Святейшему Патриарху. У католиков ряд монастырей с одним уставом подчиняется одному общему главе, который называется генералом монашеского Ордена. Он, как правило, является настоятелем старейшего из монастырей этого Ордена. Монастыри Ордена могут быть разбросаны по огромной территории, даже по всему миру, но тем не менее у них есть единое общее руководство, которое направляет всю их жизнь.

Орден бенедиктинцев - самый древний. Он возник еще в V веке. Его основателем был святой древней неразделенной Церкви Бенедикт (или, в нашем произношении, - Венедикт) Нурсийский. Это был монах, подвижник благочестия, который организовал первые монашеские общины на Западе и дал им устав, основанный на восточных уставах. Известен девиз преподобного Венедикта: «Молись и трудись», который он положил в основу своего монашеского устава. В XII-XIII веках возникли Ордена францисканцев и доминиканцев, названные по именам своих основателей - католических подвижников Франциска и Доминика.

Вступавшие в Орден францисканцев давали обет нищенствования. Орден доминиканцев известен в истории прежде всего тем, что именно ему было поручено ведение инквизиционных процессов, то есть процессов по выявлению, суду и казни мнимых или действительных еретиков. Сами доминиканцы любили называть себя иначе, употребляя некоторую игру слов. Дело в том, что по-латыни Dominicanes - «собаки Господни». Они так и называли себя, подчеркивая свою охранительную и антиеретическую роль. Интересно, что у нас в истории было нечто похожее с опричниками. Они присваивали себе подобный символ.

Наверное, более всех других католических Орденов известен Орден иезуитов. Он основан в 1534 году испанским дворянином Игнатием Лойолой со специальной целью - противодействия протестантизму и вообще борьбе с любыми некатолическими конфессиями. У иезуитов есть так называемый специальный четвертый обет, которого нет ни в каком другом монашеском Ордене. Три обычных монашеских обета - безбрачие, послушание и нестяжательство - всем известны, они одинаковы на Востоке и на Западе. У иезуитов есть еще обет абсолютного послушания папе.

Орден иезуитов построен очень своеобразно и интересно. Там существует многоступенчатая иерархия. Есть послушники, есть так называемые новички; на следующей ступени человек дает три обета - и потом только избранные дают обет абсолютного послушания папе. Из них уже выбираются руководящие члены Ордена. История иезуитов более или менее всем известна, так же как и их лозунг, что благая цель оправдывает средства, с помощью которых она достигается. Поныне из Ордена иезуитов выходит значительная часть епископов Римо-католической Церкви. Иезуитам принадлежат большинство католических средств массовой информации и издательств. Чтобы представить размах их деятельности, можно привести такие цифры: они руководят 94 католическими высшими учебными заведениями и 59 светскими учреждениями, не носящими специально духовного характера. Они осуществляют общее руководство всей миссией Римо-католической Церкви.

Весь мир разбит иезуитами на 50 провинций, или областей. Во главе каждой из этих областей стоит управляющий, или препозит, который руководит иезуитами на этой 50-й части мира. Иезуитам дано исключительное право не подчиняться местным католическим епископам. Они подчиняются только генералу Ордена, а тот - Римскому папе. Местный епископат не имеет никакой власти над иезуитами.

Католическая миссия на территории нашей страны сейчас в значительной мере руководится и осуществляется Орденом иезуитов.

В 1917 году, сразу же после Февральской революции, в нашей стране католиками был основан Папский восточный институт. Он должен был осуществлять руководство работой на территории России. В 20-е годы высокопоставленные представители Ватикана не раз бывали в советской России и встречались с тогдашним руководством.

Вот слова, сказанные главой миссии Ватикана на территории России французом Мишелем д"Эрбиньи в 1922 году:

«Большевизм умерщвляет священников, оскверняет храмы и святыни, разрушает монастыри. Но не в том ли как раз заключается религиозная миссия антирелигиозного большевизма, что она обрекает на исчезновение носителей схизматической мысли (речь идет о православных), то есть делает «чистый стол», tabularasa, и этим дает возможность к духовному воссозиданию России».

На протяжении 20-х и в начале 30-х годов католики активно пытались использовать ситуацию в нашей Церкви, пытались истолковать мученичество сотен тысяч православных как благоприятный шанс будущей католической миссии на территории России, освобожденной от «схизматического» влияния. Примерно так они поступают и сейчас.

В Москве есть несколько католических приходов. Сейчас кроме храма святого Людовика на Лубянке открыт костел на Малой Грузинской. Католики претендуют еще примерно на семь зданий. В Москве есть Католическая семинария, которая в отличие от многих новообразованных православных учебных заведений очень быстро получила регистрацию и помещение. Сейчас в стадии образования находится Католический университет, который официально именуется Интерконфессиональным. Они приглашают к обучению не только католиков, но и представителей других конфессий и даже вообще людей нехристианского мировоззрения, учитывая накопленный веками богатый опыт образовательной и воспитательной работы по формированию католического мировоззрения.

В Москве пребывает католический епископ. Он, правда, не является главой Римо-католической Церкви на территории России. Пока еще католики этого шага не сделали, ибо назначить епископа в Москву и назвать его экзархом всея России или дать ему титул архиепископа или митрополита было бы слишком вызывающе.

Пока еще в Москве нет униатов, по крайней мере официально. Те приходы, которые есть в Москве, - западного, латинского обряда. Там месса может совершаться и на латинском языке, и на европейских или на русском. Есть целый ряд средних школ, в которых представители Католической семинарии или прихода святого Людовика преподают Закон Божий.

У нас сейчас нет точных статистических данных о количестве католиков в России, потому что опросов по признаку конфессиональной принадлежности не проводилось. Понятно, что в Литве формальных католиков насчитывается 70-80% всего населения. Количество католиков на территории России никогда не превышало 1,5-2% населения. Поэтому если сейчас создаются какие-то епархии в Магадане или в Новосибирске, то очевидно, что главная цель - не окормление ста или двухсот католиков, а именно миссионерская деятельность, прозелитизм - обращение населения, живущего в этих местах.

В Смоленске, например, до последнего времени не было католиков. Сейчас там организован приход, который реально посещают 10 - 15 человек. Но община, которая была записана, насчитывала до 1,5 тысяч человек. Так получается потому, что есть люди, которые не являются на деле католиками, но сознательно желают католического влияния, как «цивилизованного европейского» в противовес «кондовому православию».